Пертская красавица

– А ты, я поручусь, сказал ему, что встретил меня с уличной певицей по горло утопающим в грязи?

– Знаешь Генри, я не умею лгать, но я все с ним уладил.

– Как же, скажи на милость? – спросил Смит.

– А очень просто. Папаша Саймон, сказал я, вы старый человек, вы не понимаете нас, удальцов, в чьих жилах молодость бурлит, точно ртуть. Вы думаете, верно, что он занят этой девчонкой, сказал я, и, может быть, припрятал ее где-нибудь в Перте, в тайном уголке? Ничего похожего! Я

знаю, сказал я, и могу в том поклясться, что на другое утро она ушла ранехонько из его дома и уехала в Данди. Ну что, разве я не помог тебе в нужде?

– Еще бы не помог! Если хоть что-нибудь могло в этот час усилить мою муку и горе, так только это: когда я глубоко увяз в болоте, приходит такой, как ты, осел и ставит неуклюжее копыто мне на голову, чтобы окончательно меня утопить! Ступай вон, и пусть тебе будет такая удача, какую ты заслужил, сунувшись в чужие дела, и тогда, я думаю, тебя найдут сломавшим себе шею в первой же канаве. Вон отсюда, или я выброшу тебя за дверь головой вперед!

– Ха-ха-ха! – рассмеялся принужденным смехом Оливер. – Ну и шутник же ты! Но, может быть, кум Генри, ты пройдешься со мной до Мучного ряда и заглянешь к нам, чтоб развеять печаль?

– Будь ты проклят, не пойду! – отрезал Смит.

– Если зайдешь, я угощу тебя вином, – сказал Оливер.

– Я угощу тебя дубинкой, если ты еще тут замешкаешься! – сказал Генри.

– Ну, так я надену твое кожаное полукафтанье и твой стальной шлем, и пойду, как ходишь ты, вразвалку, и буду насвистывать песенку о том, «как ломали кости в Лонкарти», если меня примут за тебя, они и вчетвером не посмеют подойти ко мне близко.

– Бери что хочешь, черт с тобой. Только убирайся.

– Ладно, ладно, Хэл, мы встретимся с тобою, когда ты будешь в лучшем расположении духа, – сказал Оливер, уже облачившись в его платье.

– Ступай … И чтоб больше я не видел твоей чванной рожи!

Оливер оставил наконец гостеприимного хозяина и побрел вразвалку, подражая, как умел, тяжелой поступи и широким жестам своего грозного друга и насвистывая песенку о разгроме датчан в Лонкарти, которую он перенял у

Смита, посчитав ее любимой песней оружейника, – а ему он всегда и во всем тщился подражать. Но когда безобидный, хоть и самонадеянный мастер, выйдя из Уинда, свернул на Хай-стрит, кто-то сзади ударил его по затылку, плохо защищенному шлемом, и шапочник упал на месте.

Имя Генри – друга, к чьей защите он привык прибегать, –

замерло на его языке.

ГЛАВА XVII

Ну чем же я не принц?

Фальстаф*

Вернемся к бражникам, которые полчаса назад с бурным ликованием засвидетельствовали подвиг Оливера в пляске – последний, какой суждено было свершить бедному шапочнику, – а затем буйным гиканьем проводили его поспешное отступление. Нахохотавшись вволю, они пустились дальше в свой веселый путь, забавляясь и озоруя, останавливая и пугая редких прохожих, но, надо признать, никому не нанося существенной обиды, ни телесной, ни нравственной. Наконец, устав слоняться, их главарь дал знак своим затейникам обступить его тесным кольцом.

– Вы видите в нашем лице, мои храбрые сотоварищи и мудрые советники, – сказал он, – истинного короля Шотландии48, достойного держать власть в своих руках. Мы правим в те часы, когда ходит вкруговую чаша и становится ласковей красота, когда бесчинство бодрствует, а степенность храпит на соломенном тюфяке. Мы предоставляем нашему наместнику, королю Роберту, скучную задачу обуздывать честолюбивую знать, ублаготворять жадное духовенство, приводить в повиновение диких горцев и улаживать кровавую вражду. И так как наша власть есть власть радости и наслаждения, нам пристало поспешно двинуть наши силы на спасение тех наших верных вассалов, кто, по злосчастью, захвачен в плен черной заботой и болезнью, именуемой ипохондрией. Речь идет в первую очередь о сэре Джоне – в просторечии Рэморни. Мы не встречали его со времени побоища на Кэрфью-стрит, и хотя нам известно, что он был ранен в этом деле, мы не видим причины, почему не может он должным образом оказать нам почет и повиновение. Эй, глашатай ордена Тыквенной Бутыли, звал ты по всей форме сэра

Джона принять участие в вечернем пиршестве?

– Звал, милорд.

48 В шотландской Книге статутов мы находим множество актов о тех озорных шутках, порой со смертельным исходом, какие разыгрывались во времена наших предков под эгидой лиц, избираемых отправлять высокую должность Королевы Мая, Принца

Святок, Аббата Безрассудства, и т. д. и т. п., соответствовавших английскому Малютке

Епископу и французскому Аббату Веселья*. Равно и на проводах масленой избирались подобные же шутовские короли и вельможи.

– А сообщил ты ему, что мы отсрочим для него на эту ночь приговор об изгнании, дабы можно было нам – коль скоро вынесла высшая власть такое постановление – хотя бы весело отпраздновать проводы старого друга?

– Так я и доложил, милорд, – ответил шутейный герольд.

– И он не написал в ответ ни строчки? Он, столь похваляющийся своей великой ученостью?