Первая чаша

– Да-да, знаю, и мы все тебе благодарны, но ты должен отдохнуть, – Арслан улыбался ему. – Спи.

– Я не…

– Тогда просто полежи и тебе станет полегче, – он вышел из комнаты, оставив Орея одного. – Жена! Принеси ему кувшин воды! И смотри, чтобы он из дома не ушел!

Орей виновато понурил голову, смутно осознавая, что доставил проблем, и прилег на матрас. В памяти плавал странный разговор Арслана со стражниками, про старосту и каких-то Мас Харунов, но монах не понимал, что подразумевалось. От вина было очень жарко, он стащил через голову рясу и рубаху и снова уронил голову на подушку. В его крови бурлило вино, и вскоре он провалился в пьяный беспокойный сон. Приятное ощущение после первых чаш уже испарилось из тела. Отяжелевшие мышцы приковались к лежаку, и даже не осталось сил, чтобы пошевелиться.

Время от времени сон прерывался, и Орей чувствовал себя вынырнувшим из мутной воды. Перед рассеянным взглядом кружились оборванные видения вперемешку с очертаниями комнаты. Не получалось даже осознать, что именно пытается соткать из разрозненных мыслей его уставший, опутанный дурманом разум.

Но в одно мгновение переливчатый калейдоскоп образов остановился на комнате, в которой Орей застрял на границе дрёмы и бодрствования. Он четко увидел, что у окна, напротив его лежанки, стоит темная высокая фигура, словно сотканная из чёрного дыма. Бесформенные одеяния с шёлково-блестящими складками подсвечивались полной луной серебристыми и лиловыми бликами. Монах не видел лица незнакомца – его голову покрывал глубокий капюшон.

Внезапно человек у окна протянул к нему руку. В лунном свете тонкое запястье показалось Орею прозрачным. Сквозь бледную кожу проступали тёмные полоски вен.

Монах смотрел на него и не мог шевельнуться, будто прилип к лежаку всем телом.

Вены на запястье ночного гостя вдруг раскрылись, но из образовавшейся черной раны не вытекло ни капли крови. На ладонь, раздвигая лапками ровные края кожи, медленно выползла сколопендра. Она соскользнула с пальцев незнакомца на пол, и Орей, холодея, осознал, что она снова ползёт к нему, чтобы достичь сердца.

Но ведь в этот раз он не спит! Кто эта тень? Почему она явилась к нему?

Орей заорал, что было голоса, но крика не получилось, словно что-то его душило, а жуткая тварь уже коснулась острыми лапками кончиков его пальцев. Он ощутил тонкий щекочущий укол и воспротивился тому, что обычно происходило в его кошмарах.

Дергая руками и ногами, монах сел и пробудился окончательно, с трудом осмысливая, что произошло. В комнате никого не было.

Лунный свет ровно лился в не зашторенное окно, освещая сидящего на лежаке Орея. Он весь взмок от пота, тяжело дышал, осознавая привидевшийся ему кошмар.

Тонкое мимолетное прикосновение к раскаленной коже его спины, едва не вынудило его заорать снова. Монах рывком обернулся и вскочил, от него отпрянула подошедшая сзади Зариме.

– Ты кричал во сне… – призналась она, спешно отходя к выходу.

Орей ничего не сказал, накинул на плечи мокрое покрывало и задрожал от страха и холода.

– Я… я разбудил вас?

– Арслан крепко спит, а я услышала твой голос и решила проверить… мне нельзя быть здесь, – женщина пятилась до выхода, пока не дошла до задернутой занавески. Она была напугана и взволнована не меньше монаха.

– Прости, – Орей сгреб с пола рубаху и спешно натянул её через голову. Пока он одевался, Зариме стояла, зажмурившись.

– Тебе лучше уйти, – сказал монах. – Мне не нужны проблемы.

– Нам обоим они не нужны, – жена Арслана опустила глаза и отодвинулась от занавески, дрожащими руками пытаясь нащупать её край, который Орей оторвал в первый день.

Он подошёл к Зариме и помог ей выйти. Женщина исчезла в темноте дома, послышались её частые удаляющиеся шаги.

Сердце Орея билось практически в такт этому звуку, но с каждым ударом всё громче. Как только все стихло, монах снова стянул рубаху и храбро подошёл к окну.

Луна поглядывала на его крепкое тело из-за полупрозрачной вуали облачков, ласково поглаживая торс серебристо холодными лучами. Орею хотелось закричать снова, но не от ужаса, а от отчаяния, от полного непонимания случившегося.

Он высунулся в окно и вдохнул стылый ночной воздух. Кожа вмиг покрылась мурашками.

На всякий случай монах осмотрелся, убеждаясь, что во дворе никого нет, и та темная фигура была лишь частью его кошмара.

Потом все мысли обратились к прикосновению Зариме. Неожиданное, запретное касание вызывало в его голове такие мысли, за которые полагалось целый день молиться, стоя на горохе.

Тем не менее, Орей даже не схватился по привычке за молитвенник. Тот остался лежать на сундуке у окна, а терзаемый противоречиями монах упал на лежак и до утра не мог сомкнуть глаз в тщетной попытке заглушить кричащие мысли.