Первая чеченская

Колонной вышли 29 ноября 1994 года. Приказано было прибыть в Моздок на аэродром, там развернуться и получить задачу. 3 декабря мы были уже на аэродроме. Фактически пришли первыми. Оперативная группа командующего группировкой только-только начинала здесь разворачиваться.

Сначала встали в чистом поле. Но когда прошёл дождь, то все мы там просто утонули! Техника на оси села, колёса полностью провались в грязь. Командующий в связи с этим пересмотрел своё решение, и нас поставили ближе к ангарам бомбардировщиков. Палатки у ангаров мы поставили на бетоне. Получились райские условия по сравнению с непролазной грязью в поле. Конечно, это было вдвойне правильное решение. У ангаров, которые находились в стороне, мы были не так заметны. Учитывая специфику нашей работы, это-то как раз нам было и нужно.

Группировка на тот момент ещё была сформирована не полностью. Временно ей командовал командующий Северо-Кавказским округом. (Фамилию не помню, его через неделю убрали.)

Первую задачу мы получили уже 4 декабря, хотя мы даже ещё машины не успели полностью разгрузить. Три наши группы должны были выходить в какой-то район Чечни. Стали уговаривать руководство не торопиться: надо было всё подготовить и хотя бы часов восемь поспать. Но уговорить не удалось…

(На первую задачу, естественно, посылают самых опытных. В их числе оказался и я. Тогда я был уже майором, исполнял обязанности комбата. Сам комбат в это время был в отпуске.)

Задача была на северной границе Чечни и Ставропольского края. Мы там трое суток просидели. Ничего не произошло. Вернулись спокойно.

Следующая задача была поставлена нам только 20 декабря. Я с группой ушёл в распоряжение 8-го гвардейского мотострелкового корпуса, которым командовал генерал Илья Рохлин. К 20 декабря Рохлин со своим корпусом уже находился в Толстом-Юрте. Сначала мы работали в его интересах по аэродромам Северный и Ханкала, а с 25 до 31 декабря — уже непосредственно по разведке маршрутов ввода 8-го корпуса в Грозный.

Никогда больше я такого генерала, такого командира не встречал! Огромная работоспособность — это раз. Во-вторых, он никогда не выполнял задачи любой ценой (как это потом попытались представить). Людей он старался беречь. А как он относился к разведке! В плане работы он нас просто истязал! Но в то же самое время ничего не жалел для обеспечения нас всем необходимым.

Помню, когда мы пошли у Рохлина на первую задачу. Я у комбата попросил три бэтээра. Технику-то мне дают, но она вся поломанная! Я на своём «урале» эти три бэтээра и тащил. Потом по результатам докладываю Рохлину. Спрашивает: «Какие были проблемы?». — «Техника. Дали бэтээры сломанные». — «Как? Чего же ты мне не сказал?». Выхожу на следующую задачу. Он мне: «Что тебе надо? Надо что-нибудь из зенитных? Надо «тунгуску»? («Тунгуска» — зенитный пушечно-ракетный корпус. — Ред.) Я ему говорю: «Хватит-хватит! Ничего себе разведчики, с зенитным комплексом на задачу пойдут!». Но когда под Ханкалу мы выходили, там «тунгуска» нам очень даже пригодилось. Ракеты мы не применяли, а вот из пушек по земле пришлось пострелять.

Штурм Грозного

Первые дни в Грозном были очень страшные. В ночь с 31 декабря на 1 января майкопская мотострелковая бригада погибла практически у нас на глазах. Железнодорожный вокзал они заняли быстро, но там же почти все и полегли…

При вводе войск в Грозный всё важные военные начальники причитали: какая армия неподготовленная! Но ведь какое командование, такая и армия. Сам я всегда говорю, что с теми офицерами, которые у меня были в группе, мне повезло.

Наши войска заходили в Грозный с севера, востока и запада. А юг остался открытый. Мы упёрлись и стоим. А через южную часть города «духи» в это время спокойно раненых вывозят, боеприпасы подвозят. Зачем всё было именно так сделано, не знаю… Всю операцию по штурму Грозного до мелочей планировала Москва.

Морально нам было очень тяжело. Во-первых, не было ясности: что вообще в городе происходит. Во-вторых, от самого первого дня остались очень тягостное впечатления. Было очевидно, ввод войск был проведён неправильно. Разумно было бы первыми идти нам, разведчикам. На это мы и рассчитывали: пройдём, зацепимся, а потом уже будем на себя вытягивать остальных. В дальнейшем мы с корпусом Рохлина так и действовали. Но всё было сделано по-другому…

Всем колоннам, всем группировкам конкретные маршруты были назначены Москвой. Это и было главной причиной первых страшных потерь. А вот Рохлин не пошёл по назначенному маршруту. (Из Москвы ему давали маршрут по улице, где с обеих сторон высотки — девяти- и двенадцатиэтажные. Такой «замечательный» маршрут. Бей — не хочу! Именно так других и били: первую и последнюю машину поджигают сверху, а потом остальных расстреливают как зайцев.)