Однако отпечатки пальцев — это далеко не единственный метод установления личности. В наших Вооружённых силах такой науки, как генетика, в то время вообще не знали. Но во всём мире генетический анализ уже вовсю применялся. Поэтому с самого первого дня я предложил брать материал для генетического анализа с перспективой его использования в будущем. Однако для генетического исследования годится только тот материал, где сохранились клетки с ядром. В ядре клетки и находятся данные о геноме. Надо было иметь полную гарантию, что мы взяли именно сохранившийся материал, который будет пригоден для дальнейших исследований. Поэтому мы брали несколько волос, одну-две ногтевые пластинки и один зуб.
Но многие тела были очень сильно обгоревшие. В таких случаях я предложил брать участок бедренной кости. Она занимает центральное положение в массиве мягких тканей, и вероятность сохранности её клеток максимальная. Но опять через Главного эксперта Вооружённых сил нам выразили недовольство на ту же тему — глумление над останками. Якобы родственники жалуются, что на телах появляются дополнительные повреждения. Но мы-то должны были выполнить поставленную нам задачу: дать надежду на идентификацию хотя бы в будущем. Поэтому мы опять нашли выход и начали брать участок не бедренной кости, а кости большеберцовой. Там две кости, и поэтому деформация конечности практически незаметна.
Пока мы работали, неопознанные погибшие продолжали поступать: от одного-двух тел до нескольких десятков в день. Это зависело от возможностей сбора и отправки тел. К сожалению, убывали идентифицированные останки значительно медленней, чем прибывали новые.
Более или менее процесс пошёл тогда, когда заработала вся система. По моей просьбе, нам дали программиста из Ростовского областного военкомата — Андрея Жихарева. Я предлагал, как программа должна работать, а он переводил это на компьютерный язык. С одной стороны, у нас была информация о конкретном теле. С другой стороны, мы получали аналогичную информацию из личных дел. Компьютер проводил сравнение по всем параметрам, по всей базе и выдавал варианты совпадения. Один вариант — наиболее вероятный, три — менее вероятных и пять маловероятных. Тому из родственников, кто приехал в Ростов, на бумажке в колонку пишут один номер, три номера, пять номеров. Он переходит в помещение, где на экране смотрит соответствующие фотографии и видеозаписи.
Сначала я ездил в Новочеркасск, где на базе телецентра училища связи осуществлялся монтаж записей. Но уезжать приходилось на два-три дня. Это была очень большая потеря времени. Также был нужен и приличный компьютер. Местные сотрудники лаборатории обратились к ростовским бизнесменам: нужна спонсорская помощь на святое дело. И на следующий же день у нас была вся техника: нормальный компьютер, два монитора, два видеомагнитофона для записи и монтажа.
Процедура опознания выглядела так. Приезжает к нам человек, и его начинают расспрашивать. Потом по полученным данным производится поиск по базе. Если были совпадения, то родственник получал номера и пробовал опознать визуально. Если не получалось, то он оказывался в помещении, где на экране последовательно демонстрировались видеозаписи и фотографии погибших.
Там было несколько скамеек, на которых сидели другие родственники, которые тоже не смогли опознать своих по номерам, выданным компьютером. Тут же находился солдатик. Он, не глядя на экран, давил кнопку на клавиатуре. Сидевшие люди смотрели всё подряд. Этот вариант был более или менее щадящим. Иначе родственникам надо было ходить по палаткам, а потом, когда потеплело, ходить по рефрижераторным вагонам в железнодорожном тупике, куда переместили тела. Можно только представить, что пришлось бы переживать людям после таких осмотров.
Мы обратили внимание, что через час-два у человека, который на экране просматривал страшные изображения, обычно наступало притупление чувств. Он таким образом настраивался уже на выполнение главной задачи — опознание. Хотя все, конечно, находились в предаффектном состоянии. Сидят они, смотрят, смотрят — и вдруг какая-то мамочка говорит: «Стоп!». Солдат останавливает картинку или возвращается назад. Она узнаёт своего сына. И тут наружу выплёскивает всё то горе, что у неё накопилось. У других женщин происходит то же самое, и начинается страшное хоровое рыдание. Обычно тут же объявляли перерыв. Мужики пытались выйти хотя бы на десять минут, якобы чтобы перекурить. Но, как правило, в этот момент они тайком бутылку доставали и прикладывались к горлышку.