Первая чеченская

Насколько я знаю, сначала процедура установления личности заключалась в том, что родственникам просто предъявляли трупы. Даже трудно себе представить, что чувствовали люди, оказавшиеся в этих палатках, какой невероятный стресс приходилось им пережить…

Примерно за два дня до моего приезда в лаборатории начали работать фотограф и видеооператор. Они должны были задокументировать всё по максимуму. Но фотограф запил уже на второй день и больше в эту обстановку не вернулся. Это был штатный фотограф военного фотоателье. Кстати, фронтовик. Так что дальше фотографировать пришлось нам самим.

Видеосъемку делали двое ребят из Новочеркасского военного училища связи. Гражданский, Блиставцев Володя, и начальник телевизионного центра училища. Начальник был постоянно за рулём, поэтому ему было тяжелее. А Володя Блиставцев приходил с утра, припадал к «роднику огненной воды», и шёл снимать. Вообще-то специалистов нашей группы тогда очень трудно было найти абсолютно трезвыми. Особенно когда начался показ родственникам отснятых видеорядов.

Мы заняли почти все помещения окружной паталогоанатомической лаборатории. Была поставлена палатка, где разместили два стола для вскрытий тел погибших. Но кто-то должен был эту практическую работу выполнять.

Как раз в то время на месяц в Военно-медицинскую академию в Санкт-Петербург приехали военные судмедэксперты. Это были главные эксперты Черноморского и Северного флотов, Каспийской флотилии, Ленинградского военного округа и специалисты из Сибири и Дальнего Востока. Все люди солидные, полковники. Уровень их подготовки был очень высокий. Плюс огромный накопленный опыт. Я обратился к руководству медицинской службы Вооружённых сил с просьбой всю эту группу направить в Ростов. И уже через три дня я встречал их на вокзале. А незадолго перед ними приехал и ещё один наш сотрудник из Академии, Андрей Валентинович Ковалёв.

Установление личности возможно проводить всего двумя путями: опознание и идентификация. Опознание — это когда пришёл родственник или сослуживец и сказал: «Это он». Всё! Тело выдали, увезли, похоронили. Поэтому тела были разделены на три группы. Условно их назвали так: пригодные для опознания, условно-пригодные (лица нет, но есть явные приметы) и непригодные (нечто бесформенное, обгоревшее). В любом случае информация собиралась по максимуму: измерялись окружность головы, длина тела, окружность груди, длина стопы и так далее. Параллельно было составлено циркулярное письмо, которое разослали во все военкоматы. Там были данные, кто пропал из призвавшихся через них. И в ответ на это письмо нам присылали личные дела призывников. Также присылались и медицинские книжки из частей. Но им мы особо не верили. И сейчас им никто не верит. Все знают, как их пишут.

Особая история — это штатные и самодельные жетоны с подписанной фамилией и маркировка одежды. На маркировке мы обожглись буквально в первые дни. Например, старослужащий снял с молодого всё обмундирование, а молодой его уже отмаркировал. И пошёл этот погибший старослужащий под именем молодого. Что касается жетонов, то оказалось, что перед тем, как идти в бой, бойцы часто менялись жетонами. Смысл в том, что якобы так (по какому-то поверию) можно обмануть смерть. То есть и этот способ идентификации тоже не работал.

Моя главная функция заключалась в том, чтобы продумать технологию и организовать сам процесс. Мы начали выбирать возможные пути осуществления идентификации. Самый распространённый способ — по узорам гребешковой кожи на руках. Проще говоря, по отпечаткам пальцев. Ведь при необходимости можно найти личные вещи погибших, где остались их отпечатки пальцев, и произвести сравнение. Надо было фиксировать узоры у погибших.

Но зачастую тела долго находились в самых разных условиях: лежали под открытым небом при разных температурах, перемещались. Кожа была изменена, кисти рук изменены. У нас, судебных медиков, существует специальная технология, при использовании которой можно восстановить узоры на пальцах. Обычно кисть отсекается, помещается в раствор и выдерживается определённое время. После набухания кожи узор восстанавливается, производится откатка отпечатков и кисть пришивается на своё место.

Однако мы успели сделать всего три-четыре таких процедуры. Кто-то решил, что мы глумимся над останками погибших. И по линии нашего местного медицинского руководства нам настоятельно порекомендовали прекратить этим заниматься. Вечером мы покумекали все вместе и придумали, как обойтись без отсечения кисти. Мы начали надевать на кисть резиновую перчатку и наполнять её раствором. И уже после этого проводить откатку отпечатков прямо на месте.