Первая чеченская

Ещё вспоминаю, как кто-то из высокого начальства нашёл объяснение, почему некоторые убитые боевики были босыми. Решили, что для того, чтобы подкрасться к нам могли удобнее. На самом деле всё было значительно проще. Один из бойцов новосибирского ОМОНа, который был у боевиков в плену в Первомайском, показывает на убитого и говорит: «Ой, мои ботинки! Можно снять?» И куртки с убитых бандитов тоже сняли. Я не считаю это мародёрством, если учесть, во что были обуты омоновцы, которых боевики во время сидения в Первомайском разули.

Мы насобирали перед своей позицией восемьдесят три трупа. Ещё тридцать два нашли на открытом месте за нами, не доходя до кромки леса. Это не считая тех, кто уже в лесу умер, да так там и остался. Пленных мы взяли двадцать человек.

У командования такая эйфория была, когда они на место боя прилетели!.. Я думал, они меня на руках носить собираются. Для них картина открылась просто отличная: горы трупов убитых боевиков, кучи оружия! Всё очень хорошо по военным меркам. Первым ко мне подошёл генерал Анатолий Квашнин, командующий войсками Северо-Кавказского военного округа. Мы с ним давно знакомы. В начале войны он лично инструктировал первые группы, я тогда был командиром одной из них. Когда мы с ним, уже позже, много раз в Чечне встречались, сначала он мне задавал один и тот же вопрос: «Ты опять здесь?». В этот раз было точно так же.

Но, как оказалось, наши мытарства на этом не закончились. Я понимал, что по законам ислама до конца дня ночью бандиты должны прийти за телами. Будет при этом бой, не будет боя — неизвестно. Но за телами они должны прийти обязательно.

Тут победная эйфория закончилась. Все расселись по вертолётам и улетели. Десантники тоже садятся на технику и уходят. Мотострелки сворачиваются и уходят. И остаюсь я один только со своими, теми, кто остался цел. Ведь наших легкораненых тоже отправили. Полковник Стыцина, с которым у меня была связь, в этом бою погиб. Спрашиваю командование: «Что мне делать? Команду вперёд вы мне дали, а команду назад?.. Когда у меня срок выполнения задания заканчивается?» А мне в ответ: «Занимай оборону, только в обратную сторону». Я говорю: «Вы что, сдурели? У меня народ с ног валится! Опять мороз начинается!». А мне: «Это приказ. Твои люди обстрелянные». Я в ответ: «Да уж, очень хорошо обстрелянные. Всю ночь обстреливали…».

Делать нечего. Поворачиваемся на сто восемьдесят градусов и занимаем оборону фронтом к реке. Сначала я несколько человек вперёд выдвинул. Но потом, увидев их состояние, назад вернул. Ведь если заснут они там одни, то никакими пинками их уже не поднимешь.

Ночь весёленькая получилась. Особенно для офицеров. Ведь они хорошо понимали, что если заснут уж они — то тогда всё! Точно всем конец… Двое у костра сидят, остальные ходят вдоль линии туда-сюда, бойцов будят: «Не спать!..». Сам я тоже уже почти вырубился. Прохожу вдоль окопов и вдруг вижу, что один боец спит! Я пинаю его в сердцах: «Не спи, сволочь, всех погубишь!». А бойцы вокруг хихикают. Это оказался убитый «дух». Их ведь тогда ещё не вывезли. Бойцы мне потом ещё долго этот случай вспоминали…

Ночью боевики не пришли. Утром подъехала дагестанская милиция. Они всеми способами старались нас задержать. Говорят: «Вы сейчас уйдёте, а «духи» сразу придут. Мы ничего без вас сделать не сможем!». Я им в ответ: «Нет, брат, извини, это уже твоя война…». И как только мы стали взлетать, то увидели, как «духи» выходят из леса. Но боя у них с дагестанскими милиционерами не было. (И вот что интересно: потом весь список моего отряда, всех тех, кто в этом бою участвовал, оказался у дагестанской милиции… Ведь мы по уголовному делу проходили как свидетели.)

Я часто вспоминаю байку, которая ходит между теми, кто участвовал в событиях под Первомайским. Потом стало известно, что, когда в ночь с 17 на 18 января начался прорыв боевиков, операцией командовал Михаил Барсуков, директор ФСБ. Ночью ему докладывают: «Боевики прорываются!» А он, будучи поддатым, командует: «Ко мне их!..» А ему ехидно так отвечают: «Извините, товарищ генерал, они пока ещё только прорываются…».

Конечно, очень плохо, что боевики всё-таки прорвались. Потом мы с товарищами этот бой анализировали и пришли к выводу, что можно было не допустить прорыва. И нужна была только самая малость — усилить нас бронёй.

По всем военным законам потерь у меня должно было быть намного больше. Но сказалась подготовка и то, что народ был обстрелянный. И важную роль, как оказалось, сыграло то, что мы выкопали окопы! Солдаты потом благодарили, что офицеры заставляли их окопы рыть. (Ведь для спецназа — это почти как очередной подвиг совершить.)