Первая чеченская

Сам прорыв у боевиков был построен очень грамотно. У них была отвлекающая группа в стороне, огневая группа с оружием крупного калибра, гранатомётчики, пулемётчики. Эта огневая группа головы нам не давала поднять! В основном все погибшие и раненые у нас появились именно во время этого первого удара. Плотность огня была такова, что Игорю Морозову палец на руке раздробило. Он, опытный офицер, прошёл Афган и стрелял, сидя в окопе, высунув только руки с автоматом. Тут ему и покалечило палец. Но он остался в строю.

Их огневая группа бьёт, а остальные под своим же огнём идут. Подошли к нам вплотную. Мы слышим: «Аллах акбар!» Скорее всего, боевики были под наркотой. (Потом у каждого в рюкзаке мы нашли кучу медикаментов, шприцев. И под нашим огнём они не бежали на нас, а просто шли, словно в психическую атаку.) И вот ещё что плохо: оружие у наших разведчиков калибра 5.45 мм. Если пули калибра 7.62 мм останавливают, то пули 5.45 просто насквозь боевика прошивают, а тот всё равно идёт! А бойцы-то разной подготовки психологической… Стреляет он, видит, что попал в боевика, а тот всё равно продолжает идти на него и не падает! Это на нервы очень сильно воздействует. Впечатление надолго осталось у бойцов. Невольно приходит на ум детская сказка о Кощее Бессмертном.

В результате первого удара огневой группы боевиков у нас в обороне образовался разрыв в две-три стрелковые ячейки шириной метров в тридцать. В одной из этих ячеек сразу погиб лейтенант Александр Винокуров. Ему пуля попала в голову. Боевики, получив от нас ответ с фронта, развернулись на девяносто градусов и пошли вдоль бруствера наших окопов. Та наша группа, которая вернулась с наблюдательного пункта, огнём заставила боевиков повернуть в обратную сторону. А здесь уже мы стали их гранатами забрасывать. Они прошли дальше мимо нас — и тут вдруг, неожиданно для нас, поворачивают на Валеру Кустикова. Он потом рассказывал: «Я вообще не стрелял, только гранаты кидал». Сержант рядом сидел, вкручивал запалы и подавал ему. А Валера выдёргивал чеку и бросал. Вот такой конвейер у них образовался. Тут ещё десантники в бой вступили и тоже стали выдавливать боевиков вдоль линии к центру.

Боевики, которых Валера своим конвейерным гранатометанием и десантники огнём остановили, возвращаются к центру наших позиций и через тридцатиметровый разрыв в них начинают проходить. Второй линии обороны у меня не было — нас на полтора километра фронта было всего-то пятьдесят пять человек вместе с врачом и радистами. За спиной у нас стоял пост из пяти-шести человек Игоря Морозова, который должен был следить, чтобы боевики на нас сзади не зашли. Он как раз был начальником ночной смены и в тот самый момент пришёл к нам чайку попить.

В Первомайском мне самому в ночь прорыва пришлось и стрелять, и управлять боем. Стрелял я в основном, конечно, для целеуказания. Интервал между группами у меня был где-то метров сто пятьдесят-двести: одна группа по центру, две — по бокам. Если, например, правая группа чего-то не увидела, по радиостанции передаю, указываю цель и даю туда очередь. А потом они уже начинают туда стрелять. И надо было показать солдатам, что обязательно надо активно стрелять. Там, где были офицеры, наши сразу же ответный огонь открыли, активно бой начали. А вот там, где оказались лишь одни солдаты, не сразу, как положено, ответили. Не то чтобы испугались. Просто им очень сложно было голову поднять — огонь был очень плотный. Тут, конечно, приходилось самому пример подавать.

Вообще, если командир в бою начал стрелять, то это признак того, что он теряет управление. Командир таким образом превращается в обычного бойца. Когда мы входили в Грозный в декабре 1994-го, у нас в батальоне только-только появились ВСС, бесшумные снайперские винтовки. По размеру винтовка небольшая, с глушителем. Ну, естественно, командиры все себе именно таких и набрали. В Грозном стрелять надо было очень много. Офицеры срывались, конечно. Командиры-то групп почти все — молодые лейтенанты. Двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять лет. Практически одногодки с солдатами. Да и инстинкт сам срабатывает. Но при стрельбе из ВСС есть такая особенность: ты выстрела не слышишь и огня не видишь. То есть ты психологически воспринимаешь это так, словно бы и не стреляешь совсем. Тогда волей-неволей уже начинаешь руководить. Поэтому, когда из Грозного вернулись, я сказал: всем командирам раздать такие винтовки! Чтобы в бою руководили.