Первая чеченская

Боевиков ночью, конечно, никто не считал. Но было их, я думаю, несколько сотен. И все они устремились в этот тридцатиметровый разрыв. Нам приходилось и по фронту работать, и по флангу, куда боевики уже успели проскочить. Через некоторое время я понял, что по двум направлениям работать мы уже не успеваем. Даю команду отходить на фланги, сделать коридор, а боевиков в него пропустить. Сам с частью бойцов отошёл в сторону пехоты, другую часть направил в сторону десантников. Вызываю артиллерию и говорю: «Бейте по нашему расположению!». Они: «Дайте координаты». Даю координаты. Они: «Так там же вы!..». Я: «Мы отошли». Они: «Куда вы отошли?» И это всё по открытой связи… Короче, артиллерия так и не ударила. А для вертолётов было ещё темно.

Где-то минут через тридцать этот вал боевиков прошёл. Мы сомкнули оборону и стали осматриваться. Увидели, что не прошла первая штурмовая группа боевиков, которую мы забросали гранатами, и огневая группа. Её мы вместе с десантниками, которые стояли справа, перекрёстным огнём подавили. Ушла только группа, в которой (как потом выяснилось) был Радуев. Сам прорыв организован был достаточно грамотно. Но на практике это сделал, конечно, не сам Радуев, а один араб, которого по телевизору часто показывали. Радуев — просто комсомольский бандит, которого подняли родственные связи.

Бандиты скрылись в лесу, который за нашей спиной с одной и с другой стороны подходил вплотную к реке. Ширина реки в этом месте метров пятьдесят. На той стороне уже стояли камазы и были приготовлены лодки для переправы.

Светало. Мы досмотрели тех боевиков, кто остался валяться на наших позициях. Раненых среди них почти не было, были только убитые. Много раненых мы позже в лесу нашли. Да и убитых там тоже оказалось много. Это были те, кого смертельно ранили во время прорыва (они по инерции какое-то время ещё могли двигаться).

Подсчитали свои потери. Из пятидесяти пяти человек целых у меня осталось десять. Пятеро были убиты. Пятнадцать были серьёзно ранены, их сразу эвакуировали. Остальные раненые были примерно такие же, как офицер с отстреленным пальцем, — они остались в строю, но уже не ходоки.

Мой отряд до этого почти десять дней в боях был, спали мы на земле в окопах. Да и во время ночного боя все получили такой стресс! И вдруг этим моим десяти оставшимся разведчикам ставят задачу: идти в лесной массив искать скрывшихся там боевиков!

Узнаю, что в то же самое время сотню свежих десантников из резерва отправляют на домик лесника. (В лесном массиве к северу от нас был дом лесника, хибара какая-то разбитая.) Говорю командованию: «Нет в этом доме никого! Боевики же понимают, что если они сядут в домик, то их блокируют — и всё. Пусть десантников бросят на наш берег речки. Они выдавят боевиков на меня, а я их тут встречу».

Но меня не послушали, а приказ есть приказ. Мы двинулись в лес. Только вошли — у нас один «трёхсотый» (раненый. — Ред.), потом — другой. Вот ведь как получается из-за нашего менталитета русского! Прапорщик увидел в лесу раненых девушку и парня. Но он подумал, что девушка по натуре своей женской не может стрелять. Её автоматная очередь прапорщику коленку пробила… Потом то же самое со стариком, который вроде тоже как не может стрелять. А он ещё к-а-к может!.. Естественно, наши их гранатами закидали, а я дал команду отходить.

Когда своих вывел, прошу вертолётчиков: «Поработайте по лесу!». Но никто по лесу так и не ударил. А десантники никого в доме лесника не нашли, как было мне понятно с самого начала, загрузились в вертолёты и с победой улетели неведомо куда.

Когда полностью рассвело, на поле перед селом мы стали искать заложников, которые шли вместе с боевиками и несли их раненых. Хотя как их отличить: заложник он или нет? Тем, кто был в милицейской форме, мы задали пару вопросов. Вроде свои… Костёр развели, чаем их поим. Среди заложников было много врачей из Кизлярской больницы, которую Радуев захватил. Врачам, можно сказать, больше всех повезло. Они, когда боевики пошли на прорыв, белые халаты надели. Солдаты сразу сообразили и старались в них не стрелять. Милиционеры были в своей форме.

Но тут опять дал знать о себе наш русский менталитет. Видим среди заложников девушку лет девятнадцати. Вроде бы забитая такая, скромная. Сразу ей чай горячий, сухари, тушёнку. А она тушёнку не ест… Подходят ребята фээсбэшники: «Можно с девушкой переговорить?» — «Да, конечно!». А они подхватывают её под белые рученьки и с собой забирают. (Позже посмотрели мы кассету с записью захвата Кизляра, а эта девушка — среди боевиков!)