Первая формула [litres]

Как же она одинока! Наверняка ей нужен не просто приятель для праздных забав, а верный друг, готовый разделить ее боль.

В ее голосе звучало подлинное одиночество человека, которому некуда пойти. Всем нам требуется хоть что-то постоянное, пусть на короткий миг. Подобное чувство никому не чуждо. Каждый из нас испытывает потребность опереться на надежное плечо, хоть и не все готовы в этом признаться.

Потребность в доме и близком человеке – древний зов и вечная боль. Если наш призыв остается без ответа – в душе образуется холодная пустота. Заполнить ее потом не каждому под силу.

Я еще не придумал, что ответить, а Ниша уже схватила меня за руку и наклонилась к моему лицу. Ее губы на миг прижались к моим, но уже в следующую секунду она отпрянула.

С высоты моего сегодняшнего опыта вряд ли этот порыв можно было назвать поцелуем, однако тогда я вспыхнул от смущения.

– Останься…

Мог ли я отказать?

На крыше мы просидели еще час. Сова так и не улетела, зато соизволила обратить на нас внимание.

* * *

Разразилась настоящая буря. От грома закладывало уши, и Брам куда-то утащил с неба луну. Сова исступленно заухала, снялась с места и полетела неверными зигзагами, будто пьяная. Воздух наполнился беспорядочно мечущимися птицами, лишь вороны старались держать строй в штормовом небе. Им бы укрыться, а они начали бросаться друг на друга, нанося удары то клювом, то когтями.

Мы с Нишей расстались, и я со всех ног припустил к театру. Наверняка репетиция только началась. Слава богу, мой персонаж должен был появиться не с первых минут, так что время оставалось.

Халим был пунктуален. Перед каждой пьесой он произносил речи и читал морали. В его репетициях не бывало мелочей, это касалось и декораций. Если они будут идеально выставлены на репетиции, значит, и премьера пройдет как следует. К лентяям Халим относился сурово, считая, что в театре все должно быть совершенно.

Таким образом, учитывая всевозможные проволочки, скорее всего, я успею и добежать, и подготовиться.

Беспокойно озираясь в полутьме, я почти добрался до ведущего к театру переулка. Эта часть квартала не изобиловала уличными факелами. Здесь процветали сомнительные ремесла, связанные с человеческим телом, самым невинным из которых было нанесение татуировок. Грязные делишки приносили доходов куда больше, чем театральные представления. Сюда влекло людей, пытавшихся заключать сделки на выгодных для себя условиях, используя в качестве аргумента острый нож.

К столкновению с подобными персонажами я готов не был.

От одного из зданий выше по улице поднимались клубы красного, в цвет крови, дыма.

Я точно знал, что это за дом…

В темноте его обшарпанные стены выглядели почти бесцветными. Почти – потому что языки пламени бросали на них свирепые блики. Горело и снаружи, и внутри.

Пожар в нашем театре, в моем доме!

Я ринулся к дверям и, потянувшись к латунной ручке, ощутил исходящий от нее жар. Мое сердце заколотилось. Инстинкт подсказал отступить в сторону; едва я сделал шаг, как дверь распахнулась и наружу вырвались ревущие потоки огня.

Окно! Я забежал за угол и остановился у окошка в трюм. Дыма внутри не было; пожар пощадил мое убежище. Я вздохнул с облегчением.

Вот только много ли у меня времени…

К счастью, впустив Нишу, задвижку я защелкнуть не удосужился. Потянувшись трясущимися руками к оконной раме, вспомнил раскаленную ручку входной двери. Открыв окно, я проскользнул внутрь и спустился на помост с кроватью.

– Халим! Маграб! Каури!

Несмотря на случившееся в театре несчастье, я не смог заставить себя позвать Махама и, спустившись с платформы, бросился к выходу из трюма.

– Эй, кто-нибудь!

В ответ не донеслось ни звука.

Выскочив за дверь, я побежал по коридору. Навстречу валил красноватый дым. Пришлось зажать рот и нос подолом рубахи, однако глаза немедленно заслезились, да и ветхая ткань почти не защищала. Плевать, бывает и хуже.

– Халим! Маграб!

Тишина…

Я кинулся вперед, пробиваясь к зрительному залу. Из двери в торце просачивался оранжевый свет, по стенам метались тени. Сердце застучало, словно колокол, и каждый его удар отдавался в ушах.

– Маграб!

Мой наставник – единственный, кто знает, что делать. Наверняка он здесь. Ему, как никому другому, хотелось услышать историю об Ашура, обещанную Халимом, поэтому репетицию пропустить он никак не мог.

– Маграб!

Я влетел в зал и застыл на полушаге. Под театром будто произошло землетрясение. Каменные и деревянные плиты пола раскололись и ушли вниз, и хотя потолок трюма не повредили, в образовавшиеся дыры можно было провалиться с головой. Сделав свое дело внизу, огонь полез выше и уже лизал балконы, а вот дым в партере все еще стоял стеной.

Пол был усеян обгоревшими деревяшками и кусками дешевой обшивки, пепел витал в воздухе плотным облаком. Пахло серой, и от резкого запаха меня едва не стошнило.

Однако замер я не поэтому. Под одной из рухнувших деревянных балок лежал Талим, моложавый лицедей, которому ни за что не дашь его тридцать с лишком. По-юношески свежее лицо и невысокий рост делали его похожим на подростка.