Первая формула [litres]

Сейчас его лоб заливала кровь, а некогда светло-карие глаза подернулись дымкой. Смотрел он прямо на меня, точнее – сквозь меня. Завитки присыпанных пылью темных волос прикрывали проходящую через глазницу длинную рану. Тела лицедея из-под завала я не видел – лишь одну согнутую под неестественным углом окровавленную руку с торчащей из нее сломанной костью.

Пришел в себя я не сразу, а когда чуть опомнился, закричал:

– Каури!

Вдруг ей удалось выжить?

Мой голос потерялся в дыму, хотя театр строили с расчетом на хорошую акустику. Кого бы я ни звал, звуки заглушал треск пожиравшего деревянные перекрытия огня. Каури я нашел уже через несколько секунд, но лучше бы не находил.

Она полусидела, привалившись к дальней стене зала. Огонь в своем гневе ее пощадил, однако это было слабым утешением. На лице девушки запеклись струившиеся из глаз кровавые потеки, немного крови стекло на шею – вероятно, из ушей. Рот Каури застыл в жуткой улыбке, выставив напоказ некогда белоснежные, а теперь запятнанные красным зубы.

Кровь густыми струйками еще сочилась между ее губ, и верхняя часть сати окрасилась в цвет, о котором я до сих пор не хочу вспоминать.

Что бы ни происходило в театре в этот вечер, бушевавшие стихии не пощадили даже камень и кирпич. Казалось, кровоточил даже строительный раствор.

Горло сжало спазмом, и я замолчал, словно меня схватила за шею железная рука, а потом вспомнил еще об одном человеке, которого в иных обстоятельствах искать и не подумал бы.

– Махам!

Если ему посчастливилось выжить, он не преминет о себе заявить. Этот парень привык обращать на себя внимание, однако на сей раз театр ответил зловещей тишиной.

Куда деваются предубеждения человека, попавшего в сгоревший дом, заваленный мертвыми телами друзей и знакомых? Я готов был отдать что угодно, лишь бы найти Махама живым и здоровым. Судьбы Каури и Талима даже врагу не пожелаешь.

Такие уроки преподает нам жизнь, и ей все равно, взрослый ты или ребенок. Желания мальчика из трюма жизнь учитывать точно не собиралась.

– Халим?

Мой голос шуршал словно разбитое в крошку стекло, уже не способное издать характерного звона под топчущим его каблуком.

– Кто-нибудь…

– Хо-хо!

Голос прозвучал со сцены, заглушив треск огня и рушащихся перекрытий. Я обернулся, и сердце забилось еще быстрее, заглушив своим стуком проблески мысли. Уши заложило, глаза заволокла пелена, ноги подогнулись. Мир вокруг меня сжался, не давая сделать ни шага вперед, да мне это и в голову не пришло.

Зато я вспомнил занятия Маграба и тут же представил в уме горящую свечу, удержал ее образ в сознании и скормил огню свой страх, сомнение и боль. Придя в себя, уставился на сцену.

Там стоял Коли в черных обтягивающих одеждах. Отсветы пожара творили с его глазами нечто странное – они словно пылали изнутри.

– А-а-а, та давешняя маленькая крыска! Это ведь ты натирал полы, когда я встречался с Халимом?

Его глаза вдруг расширились, и он нагнулся к полу. Выпрямившись без малейших усилий, поднял в воздух безжизненно обмякшее тело.

– О-хо-хо, вот и Халим! Ты ведь его искал? – Он встряхнул труп хозяина театра, словно куклу. – Не больно-то он сегодня разговорчив. Не предлагает сделок, не просит об одолжениях… Мертвецы, они такие.

Его губы растянулись в голодной волчьей улыбке.

Халим на репетицию надел счастливый белый наряд. Я знал его много лет, и по торжественным случаям он всегда наряжался в это роскошное, по нашим меркам, шелковое одеяние, которое содержал в безупречном порядке. Остальная его одежда была домотканой и далеко не новой.

Как расстроился бы он, увидев, во что превратился его парадный костюм.

Алые пятна покрывали его грудь и живот; кровь тонкими ручейками стекала на штанины. Лишь воображаемая горящая свеча позволила мне сохранить тупое спокойствие, и я отметил, что в центре груди Халима зияет дыра с рваными краями.

Я перевел взгляд на другую руку Коли.

Его меч походил на вытянутую и расплющенную острую иглу без какого-либо намека на рубящие грани. Длинное, словно выкованное из зеркального стекла лезвие сверкало в полумраке зрительного зала, вобрав в себя весь скопившийся в нем свет. Я завороженно следил, как Коли покачивает оружием.

Тело Халима глухо ударилось о сцену, и я вздрогнул, но горящую свечу удержал.

За спиной Коли стояли еще семеро – мужчины и женщины. Я попытался разглядеть их черты, однако видно было не слишком хорошо, к тому же все мое внимание занимала фигура главаря.

Присев на корточки, он покачал головой:

– Ну, что предпримешь, маленькая крыска? Не желаешь ли сразиться? Может, даже попробуешь меня убить? Вот как этот – он тоже пробовал.

Коли ткнул концом меча в сторону еще одного трупа. Тело Витума свешивалось с правого края сцены; его меч с наполовину срубленным клинком валялся поодаль. С того места, где я стоял, виден был лишь затылок фехтовальщика. Окровавленные волосы свисали вниз спутанными прядями.

Я тяжело сглотнул.

Коли приблизился к краю сцены:

– Что скажешь, если я спущусь вниз, малыш? Жаждешь составить компанию своим друзьям? Не хочешь ли скрестить оружие?

– Он не хочет, зато хочу я!