Первая конная армия

16 февраля наша дивизионная разведка донесла, что на участке Калач, Кумовка, Ляиичев занял оборону 7-й Донской корпус генерала Толкушкина. Этот генерал, видно, решил серьезно сопротивляться. Доказательством тому были развернутые им у Ляпичева полевые фортификационные работы. На протяжении пяти-шести километров вокруг Ляпичева возводились проволочные заграждения в три ряда, они упирались флангами в Дон и прикрывались артиллерийским, пулеметным и ружейным огнем.

Наша разведка установила, что в состав корпуса генерала Толкушкина входят четыре пехотных полка и казачья бригада в составе трех конных полков. Получив эти данные о противнике и оценив обстановку, я принял решение овладеть Ляпичевым и в ночь на 17 февраля объявил свое решение командирам частей. Дивизии предстояло на рассвете перейти в наступление, прорвать оборону противника у Ляпичева и разгромить корпус генерала Толкушкина.

— Куда там наступать! — зашумели некоторые товарищи. — Кругом луга и лощины, балки и овраги, затопленные водой. На дорогах и там, где воды нет, непролазная грязь. Повозки и орудия засасывает по ступицу колес.

— А мы не возьмем с собой ни орудий, ни пулеметных тачанок, ни обоза… — сказал я.

Еще больше зашумели командиры.

— Как же наступать на подготовленную оборону противника без пулеметчиков и артиллеристов?

— А мы пулеметчиков и артиллеристов возьмем, — успокоил я товарищей. Посадим их верхом на лошадей, а стрелять они будут из орудий и пулеметов, которые мы захватим у противника.

Мой спокойный, уверенный тон подействовал — все замолкли. Ока Иванович с обычной своей невозмутимостью сказал:

— Правильно. Устроим белым небольшую панику, и ихние пушки будут наши.

Рано утром 17 февраля дивизия под прикрытием тумана перешла в наступление, оставив свою артиллерию и пулеметы в Карповке под охраной кавалерийского полка Литунова.

Белогвардейцы, как я и рассчитывал, не ожидали нашего наступления. Их сторожевое охранение, расположенное в хуторе Ново-Петровском, подпустило к себе наши передовые части почти вплотную и, когда вдруг увидело их, в панике бросилось бежать в Ляпичев.

С подходом главных сил дивизии к Ляпичеву выдвинутые белыми два конных полка пытались развернуться для боя, но стремительной атакой дивизия смяла их и обратила в бегство. Белогвардейцы кинулись в один из проходов в проволочном заграждении, и наши части на плечах противника ворвались в его оборону.

События развертывались с поразительной быстротой. В первые же минуты боя в наших руках оказались артиллерийская батарея и несколько станковых пулеметов противника. Артиллеристы и пулеметчики немедленно использовали захваченное оружие. Белогвардейцы как угорелые выскакивали из домов и метались по улицам, стараясь найти выход из своей круговой обороны, ставшей теперь для них ловушкой.

В самом начале боя были захвачены и два бронепоезда белых. Подъезжаю к одному из них и вижу: белые солдаты летят из бронированных кабин так, будто бы кто-то их выбрасывает оттуда.

— А ну-ка посмотри, в чем дело, — сказал я своему ординарцу.

Не успел ординарец спрыгнуть с коня, как из люка бронепоезда показался Тарасенко — человек здоровенного телосложения, занимавший должность помощника командира полка по снабжению.

— Что же ты, брат, здесь делаешь? — спрашиваю его.

Он спрыгнул с бронепоезда, отряхнулся, как будто бы бросал мешки с мукой, и ответил:

— Так что трофеев-то по моей части не было, вот я и решил разгрузить цю машину…

Подъехали наши артиллеристы, я приказал им заняться артиллерией бронепоезда, а сам поскакал дальше и вдруг увидел мчавшегося по направлению к Дону всадника на хорошем сером коне. Всадник прижимался к шее коня, мундир его был расстегнут, волосы растрепаны.

— Генерал, генерал! — закричали пленные солдаты, стоявшие у бронепоезда.

Это был генерал Толкушкин. Я помчался за ним. Между мной и Толкушкиным было метров пятьдесят — шестьдесят. Я взвел курок револьвера, но стрелять воздерживался: боялся, что убью лошадь — уж очень она мне понравилась. Толкушкин мчался прямо на сплошную стену высокого кустарника, забитого почерневшим снегом. Его конь оторвался от земли и птицей перелетел через кусты. Я прыгнул следом за генералом, но не совсем удачно. Моя лошадь после прыжка споткнулась и чуть было не упала. Эта небольшая заминка дала возможность Толкушкину несколько оторваться от меня. Он подскакал к Дону, бросил лошадь и побежал по льду к противоположному берегу. Я подъехал к реке и с коня стал стрелять по убегавшему генералу. Огонь открыли также и догнавшие меня бойцы. Добежав до противоположного берега, генерал упал и пополз в кусты. Был ли он ранен или просто упал, спасаясь от пуль, — трудно сказать. Бойцы очень жалели, что им не удалось поймать такую крупную птицу. Я успокоил их, высказав уверенность, что во второй раз Толкуппсину от нас уйти не удастся.

— Ну а пока поймайте генеральского коня, — сказал я бойцам, — и передайте его товарищу Мирошниченко.