Первая конная армия

Мирошниченко был помощником командира полка и тоже принимал участие в погоне за генералом. Лошадь у него была плохая, и он, разумеется, обрадовался такому подарку.

Подобные картины панического бегства белых у Ляиичева следовали одна за другой. Не успели мы отъехать от берега Дона, как увидели мчавшуюся полным карьером тройку хороших лошадей, запряженных в экипаж. Кучер-казак с огромным чубом зычным криком и свистом подгонял бешено скачущих коней. В открытом экипаже сидели, прижавшись друг к другу, две дамы, пышно разодетые, в роскошных широкополых шляпах. Не знаю, был ли кучер пьян или же обезумел в панике, но он гнал лошадей прямо к обрывистому берегу Дона. Лошади на всем скаку сорвались с обрыва, и экипаж с дамами грохнулся на лед. Оттаявший у берега лед с треском расступился, и Дон поглотил этот экипаж с нарядными дамами.

В течение нескольких часов корпус генерала Толкушкина был разгромлен. Дивизия взяла в плен свыше двух тысяч солдат и офицеров, захватила один бронеавтомобиль, два бронепоезда, девятнадцать орудий, из них два шестидюймовых, и сорок станковых пулеметов.

Разгром белогвардейцев в Лягшчеве имел исключительно большое значение в борьбе против Донской армии генерала Краснова. Ляпичев являлся одним из основных опорных пунктов красновских войск. Под прикрытием его донская контрреволюция рассчитывала привести в порядок свои части, потрепанные 10-й Красной армией.

После разгрома корпуса генерала Толкушкина в Ляпичевс красновские войска уже перестали представлять собой организованную силу, способную оказывать серьезное сопротивление. Противник потерял не только общее руководство своими войсками, но даже какую-либо прочную связь между отдельными частями Донской армии. Область войска Донского — лагерь контрреволюции, крупнейший источник армейских резервов белогвардейцев — фактически была парализована.

V. БОИ НА РЕКЕ МАНЫЧ

1

10-я Красная армия, несмотря на распутицу, перешла в наступление по всему фронту от Дона до Волги, имея задачей выйти на рубеж реки Маныч.

Особая кавалерийская дивизия развивала наступление вдоль Дона, очищая от белых войск левобережные станицы и хутора.

Противник особого сопротивления не оказывал и чаще всего при появлении наших головных подразделений уходил без боя, прикрываясь тыльными заставами на широком фронте.

Сведения о противнике поступали непрерывно, и не только от разведки, но и от жителей хуторов и станиц, расположенных на пути движения дивизии. Обстановка в Донской области все больше благоприятствовала нашему наступлению. Беднейшие казаки почувствовали себя виновными в том, что сразу не стали на сторону советских войск и даже стыдились уже, что они казаки. Настроение железнодорожных и других рабочих, служащих и иногородних крестьян было исключительно приподнятое. Они чем могли помогали наступлению советских войск и с энтузиазмом участвовали в восстановлении местных органов советской власти. С каждым днем увеличивался приток в Красную Армию добровольцев из рабочих, крестьян и беднейших казаков. Особенно характерным явлением для этого времени был переход на нашу сторону молодых казаков. Они переходили одиночками, группами и целыми сотнями при полном вооружении. Пришлось создать в дивизии специальную комиссию по формированию, которая отбирала из добровольцев наиболее надежных людей, учитывая их социальное положение.

Чем больше переходило на нашу сторону трудового народа Дона, тем свирепее становились казаки-старики — опора донской контрреволюции. Проклиная молодых за то, что те якобы «продали Тихий Дон и казачью честь», они поголовно, включая девяностолетних, вступали в карательные отряды инквизиторского типа. Особую злобу эти «гвардейцы» контрреволюции питали к иногородним крестьянам. Они врывались в станицы и хутора, рубили, резали, сжигали на кострах и расстреливали ни в чем не повинных людей, не щадили ни детей, ни женщин. Хутора, где жили одни иногородние, сжигались этими озверевшими людьми дотла. Частыми стали случаи, когда в бою сталкивались отцы и сыновья, братья и другие близкие родственники. Сын кричал:

— Сдавайся, отец!

А отец с налитыми кровью глазами бросался на сына с криком:

— Не сомневайся, собака, я тебя первым зарублю!

Так командир полка Николай Алаухов из 3-й кавбригады в одной из атак встретился с отцом. Он упрашивал отца сдаться, но тот бешено, с бранью бросился на сына. Уговоры не помогли, и Алаухов зарубил отца.

В борьбе с нашими частями казаки-старики шли на самые подлые приемы.