Сильнее, мощнее, невероятнее. Мои воспоминания…грош им цена. Разве могут они сравниться с реальностью. С тем, каково это по-настоящему касаться ее. Сжимать в своих объятиях. Смотреть в подернутые поволокой глаза и понимать, что теперь ОНА МОЯ! МОЯ! Не перед людьми, нееет…перед НИМ. Перед тем, в кого я раньше не верил. И поверил только тогда, когда мне, грешнику, отступнику дали этот шанс на исправление, послали это спасение души.
Дернул вверх ее свитер, снимая через голову, целуя, кусая ее губы…как же сильно я скучал по ним, как же грезил о каждом касании и теперь, ощущая ее слезы, сходил с ума от наслаждения. Дрожащими пальцами прошелся по ее шее, не сводя пьяного взгляда с бешено вздымающейся груди, спрятанной под скромным бюстгальтером. ЕЕ соски уже напряжены, и мои яйца сводит похотливой болью от одного взгляда на них.
Впиться в ее губы, терзая их, сминая своим жадным ртом, насилуя голодным языком. Задрал юбку вверх и тут же без прелюдии проник пальцами под трусики. Там горячо и мокро. Уже мокро. И меня прошибает разрядом тока, по всему телу слепящими искрами. Чувствую ее дрожь, и самого колотит и лихорадит.
Моя жена…наша первая ночь. Пусть в камере, пусть в гадюшнике с решетками, но она самая прекрасная…и я не знаю, будет ли у нас еще одна. Сейчас я ворвусь в нее быстро…потом будет ночь…потом будет еще двое суток, когда я смогу любить ее долго, любить отчаянно и тягуче приторно. А сейчас мне хочется убедиться в том, что она моя. Утвердиться в своих правах, и от этого бешеного желания сводит скулы.
– Я успел иссохнуть по тебе…успел изголодаться настолько, что у меня рвет крышу…Марина. Маринаааа…
Ее имя, как молитву, как заклинание. Каждая буква в нем – нестерпимое наслаждение.
– Я сожру тебя… я тебя растерзаю.
Бросая губы и жадно облизывая тонкую шею, прикусывая нежную кожу над ключицами, опускаясь к груди и стягивая зубами чашечки лифчика вниз. Пальцы раздвигают складки плоти и врываются внутрь влагалища, резким толчком проникая глубоко, слышу ее гортанный стон вместе со своим матом, сорвавшимся с иссохшихся губ. Я хочу, чтобы она кричала. Хочу, чтобы надорвала горло, когда будет кончать снова и снова. Хочу сорвать ее в нирвану и утопить в самой черной и глубокой бездне порочного наслаждения.
– Ты…больше не принадлежишь себе…ты моя..слышишь? – делая толчки внутри ее лона, – Моя Марина! Моя! Скажи…что ты моя! Я больше не отпущу тебя!
– Твоя! – стонами срываясь на всхлипы, – Твоя!
Можно подумать, я отпускал! Глупая ложь…самому себе, ей, окружающим. И этот ее ответ, ответ, растекающийся по моим пальцам ее соками удовольствия, ее возбуждением. Мое отражение в ее глазах расплывается, дрожит, как в самом чистом кристально-зеленом озере. На котором тоненькой паутинкой растекается огненная страсть…страсть по мне, для меня, со мной. И это понимание приводит в бешеный восторг, вызывает желание разорвать ее на куски. Проникнуть везде, заклеймить на каждом участке тела. Кончать ей в рот, кончать на шейку матки, кончать внутри ее узкой дырочки между ягодиц, на ее соски, в ее пальцы, волосы, в сгибы ее рук и ног. Метить ее собой всю. Опутать ее своим семенем. Потому что эти три дня могут быть последними в нашей жизни. Я могу исчезнуть… никто не дал мне никаких гарантий.
Вытащил пальцы и прошелся сразу двумя по пульсирующему клитору, поглаживая его с обеих сторон, пропуская между пальцами и потирая по бокам так, чтоб она извивалась и выдыхала мне в рот, умоляя не останавливаться. Озверевая от этих стонов и от того, как закатываются ее глаза. Надавил на самый кончик, вращая влажными пальцами, и она закричала, содрогаясь в оргазме, судорожно забилась в моих руках. И я вгрызаюсь в ее губы, чтобы сжирать эти крики, чтобы глотать их и упиваться каждым содроганием, подаренным мною.
Развернул спиной, толкая вперед, заставляя упереться руками в стену, сжимая обеими ладонями выпростанную из лифчика грудь со вздернутыми острыми сосками, прикусывая затылок и спускаясь к лопаткам вдоль позвоночника. Дернул застежку на штанах и прижался вздыбленным членом к голым ягодицам, потираясь об них каменной эрекцией. Б*яяяядь! Я сейчас обкончаюсь, так и не войдя в нее. Этот голод адский по ее телу, вот такому расслабленному после оргазма, все еще подрагивающему, сводит меня с ума. Стискивая челюсти, обхватывая одной рукой ее горло, а другой впиваясь в ягодицы, с рыком насадить на свой член. Срываясь на самое грязное ругательство, закатив глаза, выгнуться назад, наслаждаясь тем, как ее шелковистая плоть обхватила мой член, как перчаткой. Стиснула будто тисками своей тугой глубиной, и я взревел, зарычал от грёбаного удовольствия, слишком сильного и нереального, чтобы оказаться правдой.
Удерживая за бедра, и за горло, и за пульсирующую жилку возле уха, вдалбливаться остервенело в её тело, зверея от захлёбывающихся стонов. От того, как выгибается, как запрокидывает голову.