Первая любовь

Sometimes I would scrutinise his clever handsome bright face ... my heart would throb, and my whole being yearn to him ... he would seem to feel what was going on within me, would give me a passing pat on the cheek, and go away, or take up some work, or suddenly freeze all over as only he knew how to freeze, and I shrank into myself at once, and turned cold too.	Бывало, стану я рассматривать его умное, красивое, светлое лицо... сердце мое задрожит, и все существо мое устремится к нему... он словно почувствует, что во мне происходит, мимоходом потреплет меня по щека -- и либо уйдет, либо займется чем-нибудь, либо вдруг весь застынет, как он один умел застывать, и я тотчас же сожмусь и тоже похолодею.
His rare fits of friendliness to me were never called forth by my silent, but intelligible entreaties: they always occurred unexpectedly.	Редкие припадки его расположения ко мне никогда не были вызваны моими безмолвными, но понятными мольбами: они приходили всегда неожиданно.
Thinking over my father's character later, I have come to the conclusion that he had no thoughts to spare for me and for family life; his heart was in other things, and found complete satisfaction elsewhere.	Размышляя впоследствии о характере моего отца, я пришел к такому заключению, что ему было не до меня и не до семейной жизни; он любил другое и насладился этим другим вполне.
'Take for yourself what you can, and don't be ruled by others; to belong to oneself-the whole savour of life lies in that,' he said to me one day.	"Сам бери, что можешь, а в руки не давайся; самому себе принадлежать -- в этом вся штука жизни", -- сказал он мне однажды.
Another time, I, as a young democrat, fell to airing my views on liberty (he was 'kind,' as I used to call it, that day; and at such times I could talk to him as I liked).	В другой раз я в качестве молодого демократа пустился в его присутствии рассуждать о свободе (он в тот день был, как я это называл, "добрый"; тогда с ним можно было говорить о чем угодно).
'Liberty,' he repeated; 'and do you know what can give a man liberty?'	-- Свобода, -- повторил он, -- а знаешь ли ты, что может человеку дать свободу!
What?'	-- Что?
'Will, his own will, and it gives power, which is better than liberty.	-- Воля, собственная воля, и власть она даст, которая лучше свободы.
Know how to will, and you will be free, and will lead.'	Умей хотеть -- и будешь свободным, и командовать будешь.
'My father, before all, and above all, desired to live, and lived....	Отец мой прежде всего и больше всего хотел жить -- и жил...
Perhaps he had a presentiment that he would not have long to enjoy the 'savour' of life: he died at forty-two.	Быть может, он предчувствовал, что ему не придется долго пользоваться "штукой" жизни: он умер сорока двух лет.
I described my evening at the Zasyekins' minutely to my father.	Я подробно рассказал отцу мое посещение у Засекиных.
Half attentively, half carelessly, he listened to me, sitting on a garden seat, drawing in the sand with his cane.	Он полувнимательно, полурассеянно слушал меня, сидя на скамье и рисуя концом хлыстика на песке.
Now and then he laughed, shot bright, droll glances at me, and spurred me on with short questions and assents.	Он изредка посмеивался, как-то светло и забавно поглядывал на меня и подзадоривал меня короткими вопросами и возражениями.
At first I could not bring myself even to utter the name of Zina?da, but I could not restrain myself long, and began singing her praises.	Я сперва не решался даже выговорить имя Зинаиды, но не удержался и начал превозносить ее.