Первая любовь Императрицы

Дашкова развила бурную деятельность. Она часто бывала при дворе, имела прекрасные отношения со многими гвардейскими офицерами, бывала на гуляньях в Летнем саду, Екатерингофе… Дашкова приносила великой княгине самые разные слухи и сплетни, особенно из армейской среды, что для Екатерины было очень важно. Разговорчивая, общительная Дашкова всем казалась почти ребенком, потому ее не опасались.

Именно она приносила сообщения о настроениях не только при дворе или в обществе, но и в народе и среди солдат.

Говорили, что государыня совсем плоха, залечила ее, голубушку, немчура-то! И наследник, великий князь Петр, тоже немец и любит все немецкое. Скоро в России немцы на голову совсем сядут. Одна надежда, что государыня поправится…

Но слухи приносили и другую надежду — на великую княгиню Екатерину Алексеевну, которая хоть и немка, а все равно своя, все русское любит и почитает, настоящая государыня будет…

Конечно, это было опасно, но Екатерина не вела ни с кем никаких опасных разговоров. А что болтала Дашкова?.. Ну так с нее и спрос, если что. Великая княгиня уже поняла, что откровенно говорить с Дашковой нельзя, она может даже невольно проболтаться. К тому же у Екатерины были свои, весьма отличные от Дашковой и Панина планы…

Остаться после смерти Елизаветы Петровны в России при сыне и долгие годы сидеть теперь не под присмотром императрицы или великого князя с их шпионами, но под таким же присмотром Регентского совета, а потом, когда Павел станет совершеннолетним, отойти в тень совсем? Екатерина даже сама себе не сразу призналась, что это не для нее. Слишком многое было передумано за годы вынужденного одиночества, слишком много она заметила ошибок в управлении, слишком многому научилась, чтобы теперь это все вот просто так забыть, отбросить, оставить себе всего лишь роль украшения двора. Нет, она желала не просто быть императрицей, как Елизавета Петровна, она желала ПРАВИТЬ. Сама, без Петра, без присмотра, только советуясь с нужными людьми, но не более.

А вот знать этого ни Дашковой, ни Панину ни к чему. Не знали о таком желании великой княгини даже Бестужев и Вильямс. Все считали, что она жаждет в крайнем случае быть регентшей. И даже со своими новыми помощниками — Орловыми — она об этом не говорила, только намеки, от которых всегда можно отказаться. Но Орловы все прекрасно понимали сами, они знали силу гвардии, знали, как и чем можно поднять остальные полки, требовались только деньги, которых пока было недостаточно.

Государыне же становилось день ото дня все хуже…

Великая княгиня тоже чувствовала себя все хуже, но она не болела, она снова была… беременна! Поняв это, схватилась за голову. Теперь великого князя в постель не заманишь, не поверит, значит, предстояло тщательно скрывать беременность и рожать тайно. Но это означало — никаких активных действий довольно долгое время. Екатерина помнила, как болела после каждых родов, но надеялась, что не доносит, скинет и снова будет свободна.

Однако на сей раз ребенок был от сильного, здорового Орлова, а потому никакого выкидыша не произошло. Екатерина носила его легко и свободно, только на душе было неспокойно. Сильный характер помогал ей не подавать виду, но наступил момент, когда заметил Орлов. Прижав руку к растущему животу любовницы, Григорий приподнял бровь:

— Тут что?

Екатерина его руку спокойно убрала, усмехнулась:

— А ты чего ждал?

— Мой?

— А чей же еще?

— Катя…

— Что «Катя»?

— Как рожать-то будешь?

— Как все.

— А если… если муж узнает?

Снова насмешкой блеснули глаза великой княгини:

— Когда это ты мужей боялся?

— Я не за себя, я за тебя боюсь. Кать, давай, мы его…

— Что?!

— Ну… того…

— Не вздумай ничего делать против Петра, пока государыня жива! И болтать об этом тоже. — Она тяжело вздохнула: — Только бы до весны дожила…

— Почему до весны?

— Мне в апреле рожать…

Но Елизавета Петровна не дала невестке столько времени. Не успели Екатерина и ее тайные сторонники подготовиться…

Государыня уже не вставала, она лежала раздувшаяся, огромная, действительно колода, как называла ее в письмах Екатерина. И Елизавете Петровне уже было все равно, кто станет следующим императором России, она свое отправила и отжила… Теперь пусть уж другие… пусть… Сами разберутся с властью, с наследством. Если Катька не дура, то сумеет отодвинуть Петра, а не сумеет, так пусть пеняет на себя. Елизавета Петровна не собиралась перед смертью заниматься еще и их отношениями.

И все же попросила жить в мире и согласии. Смешно, какой мир и какое согласие, если всякий знает, что они точно кошка с собакой. Катька больно заносчива. Была бы не такой, согнула шею-то свою, государыня могла бы и при своей жизни сделать так, чтобы Петра прочь, а ее на престол до совершеннолетия Павлуши. Но невестушка из своего зазнайства шею никогда не гнула, вот пусть теперь и помучается при муже-дураке. Небось Петр ее заставит подчиниться, просто из своей дури заставит.

Жалко только, что Россию Фридриху отдаст… Отдаст ведь, ежели позволят. А кто ему позволит? Никто. Всегда можно такого государя вон и на его место другого…