Первая любовь Императрицы

Додумать не получилось, боль скрутила так, что белый свет с копеечку показался. Стало не до Петра и Катьки, и даже не до Павлуши, и не до России… Императрица Елизавета Петровна умирала… Она не оставила завещания о передаче трона Павлу, не решилась. Почему? Этого не мог понять никто, даже Екатерина. По закону наследовать должен великий князь Петр.

Предчувствуя близкую кончину императрицы, с Екатериной поговорил уже не Григорий Орлов, а его старший брат Алексей, прозванный Алеханом. Алексей среди братьев самый решительный, самый задиристый. Он не мог понять, чего же Екатерина тянет, государыня вот-вот умрет, ведь с постели уже не встает, почти не разговаривает, мало что понимает. Надо брать быка за рога.

Екатерина сначала молча выслушала брата своего любовника, потом вздохнула:

— Не ко времени все…

— Что не ко времени-то?!

— Тяжела я… Куда с пузом да на трон? Муж откажется, не его ребенок. Опозорюсь только.

Алехан грохнул кулаком по столу:

— Гришка, мерзавец! Твердил же, чтоб осторожней был! — Немного подумал и тоже вздохнул: — Права ты. Да и не готовы пока. А что будет, коли твой на престол взойдет?

Глаза княгини твердо глянули в глаза старшего Орлова:

— Всем затихнуть так, чтобы и подозрения не появилось. Я буду во всем потакать, пока готовиться, а как рожу… тогда и посмотрим.

Орлова впечатлили твердость и спокойствие, с которыми говорила Екатерина.

— А как рожать-то тайно?

— Это мое дело. Ваше — полки готовить, но чтобы раньше времени не дернулись. Петр если на престол взойдет, дурь свою, мыслю, вполне покажет. Тогда даже легче будет.

— Ну, смотри…

Другого выхода просто не было, беременная Екатерина, притом что всем хорошо известно, что Петр от нее шарахается как от зачумленной, для трона не годилась. Надо и впрямь родить…

Конечно, оставалась надежда на выкидыш, но недели шли, а ничего не происходило. Вернее, произошло то, чего уже давно ждали и чего боялись многие не только при дворе, но и в России.

25 декабря 1761 года, в Рождество, в два часа пополудни, императрица Елизавета Петровна умерла…

То, что началось дальше, казалось всем вокруг дурным сном.

Понятно, что Петр, ставший императором, будет рад смерти государыни, но не до такой же степени! Он словно обезумел, немедленно объявил о своем вступлении на престол, не сказав при этом ни слова ни о Екатерине, как своей супруге, ни о Павле, как о сыне и наследнике, словно их и не было. Екатерина все поняла правильно — Петр уже вычеркнул их из своей жизни. Оставалось сделать это реально.

И снова во дворце все поделено на две части. В одной на высоком катафалке стоял обитый черным бархатом гроб с императрицей. Черным бархатом затянуто все: стены, стулья, занавешены окна, хотя их створки распахнуты, несмотря на мороз, упрятаны все детали отделки залы… Священник тихо, чуть не шепотом читал Евангелие… Рядом с гробом четыре гвардейских офицера, которые менялись каждый час, дежурные фрейлины и новая императрица Екатерина Алексеевна в черном платье с большой вуалью, закрывающей не только лицо, но и тело… Сплошным потоком шли прощаться люди, робко входили, кланялись, крестились и уходили, поток не уменьшался с утра до вечера.

Менялись гвардейцы, дамы, люди, неизменной оставалась фигура Екатерины в глубоком трауре. Если честно, она стояла, не только отдавая дань умершей свекрови, с которой друг дружке немало кровушки попили, но и чтобы не быть рядом с мужем.

В церкви Петр вел себя отвратительно, будто и не лежала не упокоенная пока его тетушка, будто и не было смерти. Вошел быстрым шагом в сопровождении привычной уже Лизки Воронцовой, жену словно не заметил, даже головы в ее сторону не повернул, все с кем-то разговаривал, с кем-то перемигивался… Он и раньше не слишком жаловал церковные службы, все мечтая вернуться в лютеранство, а уж ныне, когда никто возразить не смел…

Едва выстояв службу, — служивший новгородский митрополит Сеченов был даже вынужден сократить ее, чтоб не доводить до неприятностей, — Петр бросился прочь, увлекая шумную толпу за собой. Предстоял пир в честь нового императора. Императора, но не императрицы, Екатерину Петр намеренно не замечал. Рядом была Лизка Воронцова, и этого достаточно. Маленький человечек упивался своей огромной властью, едва ли осознавая ее величие. И уж тем более не сознавая ответственность.

К чему думать об ответственности, если теперь ему под силу сделать все то, о чем давно мечталось: наказать датчан за то, что когда-то еще у деда и отца отняли часть земель, но главное — подчинить Фридриху всего себя, отдать ему в помощь своих солдат и умение своих генералов!

В другой части дворца раздавался хохот и крики, там шел пир — новый государь праздновал свое воцарение со своими друзьями. Рядом сидела Лизка Воронцова, вокруг преимущественно голштинцы… Свои, все свои… и сам хозяин! Ах, как это здорово — чувствовать себя хозяином, когда тебе никто не страшен: ни Брюммер, ни Шувалов, ни даже тетка!