Первая любовь (СИ)

— Ты опять о чем-то печалишься! — заметила Манюся.

— У меня нет костюма в театр.

Она пожала плечами:

— Пойдешь в джинсах. Там нет никакого строгого дресс-кода.

Я кивнул со вздохом.

— Глеб! Ты совершенно напрасно переживаешь! У Дениса есть куча модной одежды и какой-то там невероятно дорогой кофе в зернах, но он все равно мизинца твоего не стоит. И никогда он не станет мне и вполовину так важен, как ты.

Я улыбнулся. Она права, все это наживное. Что я, не заработаю себе на костюм или не справлюсь с театральным этикетом ради моей Маруси? Главное — что она со мной.

Мы долго сидели на той лавочке, обмениваясь признаниями, планами и мечтами. И, конечно, целуясь. Машенька еще несколько раз пыталась прогнать меня домой, говоря:

— Ну как же ты? Мне-то что, я утром высплюсь, а у тебя хозяйство…

Но я был непреклонен в своем стремлении провести с нею все возможное время и сдался, только когда она сама стала слишком широко зевать и слишком медленно моргать. Небо на востоке уже заметно посветлело. Я проводил Машеньку до двери и долго целовал ее на крыльце, не в силах оторваться, в страхе, что вместе с этой волшебной ночью закончится и мое так долго жданное счастье.

В конце концов, она убежала, а я вернулся в свою комнату, но сна не было ни в одном глазу. Я полежал в кровати минут двадцать, а потом махнул на все рукой, опять вышел и по привычной уже траектории забрался в спальню своей девушки. Она, конечно, спала, как ангелочек. Нежное беленькое личико в полупрозрачных веснушках было прелестно и безмятежно. Я не стал ее будить, только поцеловал тонкие пальчики, беззащитно лежавшие на подушке, и опустился на пол возле Машиной кровати. Буду охранять ее сон…

***

Переполох начался еще в доме Сорокиных. Видимо, Кирилл проснулся сам, а нас с Манюсей разбудить не смог и пошел к маме, а она заглянула к нам. Я уже не помню, чей именно голос разрезал мой сон — Машин или ее матушки, но потом меня, кажется, строго отчитали и отправили вон из комнаты тем же путем, что я в ней оказался. Через окно.

Дома ждал еще более суровый прием, чем в гостях. Батя выгнал всех, зашел в нашу с Федосом комнату и стал вытаскивать из брюк ремень:

— Ты где шляешься по ночам, паскудник?

— Бать, ты же не серьезно? — возмутился я. — Я давно не ребенок, чтоб меня пороть!

— Ничего… — пробормотал он со злостью. — Восемнадцати еще нет, имею право…

— Так через две недели будет, бать!

— Вот будет — и гуляй на все четыре стороны, дурья твоя башка!

— Да что я такого сделал-то?

Не в первый раз я дома не ночевал, но прежде отец так не реагировал.

— Он еще спрашивает! А ну признавайся, спортил девку?

— Чего?!

— Машку соседскую, с ней был?

— С ней. Только я ее пальцем не трогал, бать, клянусь! Ну, то есть, целовались, конечно, ну и все!

— Клянешься? — махом остыв, отец нахмурил бровь. — А ну-к, перекрестись!

Я вздохнул и сделал то, что он просил. Я отнюдь не был так религиозен, как мои родители, но все равно имел уважение к крестному знамению, не стал бы богохульствовать, и он это знал.

— Ну ладно, — крякнул отец и стал заправлять ремень обратно в штаны. — Но чтоб и впредь…

— Да я знаю, бать, я бы сам не стал. Она для меня… Я ее… — я нахмурился и, густо покраснев, опустил голову.

— Это хорошо. Я так и надеялся, но знаю ведь, дело молодое… Смотри мне.

Я кивнул, глядя на него серьезно и открыто.

— Что ж, — ответил он мне заинтересованным взглядом, — жениться хочешь?

— Хочу… — вздохнул я. — Да мелкий больно. И, это… не обеспеченный.

— Это дело наживное. Главное, Глеба, работай, не покладая рук. А что до возраста, то в прежние времена в крестьянских семьях и раньше женились. И в 16, и в 15…

Его неожиданная поддержка подняла мне настроение.

— Ладно, — улыбнулся я. — Разберемся.

Глава 21. Девичья честь

МАША

Я сидела на постели с опущенным взглядом и бешено колотящимся сердцем, а мама смотрела на меня с нескрываемым осуждением. Я не совсем понимала ее: она же сама чуть ли не уговаривала меня стать девушкой Глеба, а теперь недовольна. С другой стороны, конечно, на ночевку в мою спальню она его не приглашала…

— Машуня, скажи честно, — попросила мама, — было у вас?

Я вся вспыхнула и, наверное, покрылась, яркими розовыми пятнами. И решительно замотала головой:

— Нет, конечно, мам, ты что! Мы… мы только этой ночью… мм… объяснились!

Ее плечи облегченно опали, будто до этого держали большую тяжелую глыбу.

— Доченька, вы уж… это… не торопитесь… — она тяжело вздохнула, и губы ее дрогнули. — Я знаю, ты уже совершеннолетняя и, наверное, считаешь себя взрослой…

— Вовсе нет! — горячо перебила я ее. — Я о ТАКИХ вещах вообще не думаю. И Глеб… тоже ничего ТАКОГО не говорил и не делал.

— Хорошо… это хорошо… Что ж, я так и думала, что он хороший мальчик и ему можно доверять, поэтому и удивилась так, обнаружив его в твоей спальне…

— Мам, ну ты же видела, он спал на полу возле кровати, совсем одетый… Честно говоря, я даже не слышала, как он ко мне забрался. Спала, как убитая. Мы с ним так поздно разошлись, точнее, рано, на рассвете…

Мама прижала ладошку к губам и улыбнулась: