Первая мировая война. Катастрофа 1914 года

Противники Германии вполне были согласны с ее триумфальными настроениями: в британском стане царило если не отчаяние, то глубокий пессимизм. Многие из офицеров британских экспедиционных войск готовы были умыть руки от обязательств перед союзниками – как в переносном, так практически и в буквальном смысле, то есть переправиться обратно через Ла-Манш. Начальник квартирмейстерского отделения Джеймс Харпер писал с досадой: «Проклятые французы вообще не появляются. Где-то произошла стратегическая ошибка. … Боюсь, личный состав теряет уверенность»{547}. Когда по экспедиционным войскам прокатились вести о том, что французское правительство эвакуирует Париж, унтер-офицер артиллерии Уильям Эджингтон записал в дневнике: «Дело движется к разгрому, а союзники все кормят нас обещаниями прислать свой мифический кавалерийский корпус»{548}.

Гай Харкорт-Вернон заявлял: «Я лично не верю, что французы успели должным образом мобилизоваться; похоже, они сейчас прикрываются нами от всей немецкой армии, выигрывая время для себя. Что бы ни происходило дальше, британская армия свой долг выполнила… последнюю неделю мы сражаемся в одиночку». Неделю спустя он добавил: «Меня удручает эта война, и я попросту не верю французам. Снова и снова нам говорят, что с обоих флангов нас прикрывает французский корпус и мы сейчас займем позиции, но каждый день повторяется одно и то же: мы отступаем. … Стоит ли удивляться, что мы устали, измучились и пали духом?» Ни один высший офицер на британской стороне не сделал ни малейшей попытки убедить своих подчиненных, что французы мужественно делают свое дело (или, за неимением точных сведений на этот счет, не соврал во благо). Шовинизм британской армии сослужил ей плохую службу, в критический момент лишив союзников взаимоуважения, без которого невозможно успешное сотрудничество.

Отступление от Монса стоило британским экспедиционным войсками 15 000 человек убитыми, ранеными и пленными, а также 42 утраченных орудия. Большинство потерь пришлось на 2-й корпус. По сравнению с уроном, понесенным французами, это была капля в море, однако британское командование она повергла в ужас. Им, как и кайзеровским генералам, казалось, что победа у Германии уже почти в кармане. К счастью для союзников, еще теплившийся у французов боевой дух вскоре воспрянет с новой силой и историческая справедливость восторжествует.

8. Танненберг. «Увы, тысячи остались лежать там в крови!»

Европейцев повергали в трепет размеры вступивших в войну войск. «Такого чувства русское общество не переживало со времени войны 1812 года, – писал Степан Кондурушкин. – Здесь величайшее в мире побоище произойдет на пороге нашего дома. Призывается запас за 17 лет – около 6 миллионов штыков. … Одно народное море пойдёт на другое народное море. … Воображение не охватывало размеров грядущих событий»{549}. Но рассеявшись по фронтам протяженностью многие сотни километров – в три раза длиннее западных, – даже многочисленные российские войска уже не казались такой грозной силой, как на парадном плацу. Красной нитью через всю кампанию 1914 года проходило несоответствие грандиозных планов европейских военачальников скудным средствам их осуществления.

На Восточном фронте здравый смысл должен был бы подсказать ставке – царскому верховному командованию, что ключевым для России противником выступает Германия: если удастся одержать быструю победу над относительно небольшой кайзеровской армией в Восточной Пруссии, она окажет решающее влияние на ход всей войны. Именно этого добивалось французское правительство, уговаривая Россию предпринять такую попытку. Однако генерал Алексей Шпейер, самый уважаемый из российских стратегов, призывал разгромить австрийцев, прежде чем связываться с немцами. Царская ставка, обосновавшаяся в сосновом лесу у железнодорожного узла в Барановичах (Белоруссия), медлила, колебалась, затем совершила ту же ошибку, что и Конрад Гетцендорф. Россия разделила свои войска на две части и попыталась атаковать обоих врагов одновременно. Две трети готовых выступить сил – 1,2 миллиона человек – послали сражаться с австро-венграми в южной Польше, и еще около 600 000 – с немцами в Восточной Пруссии.

Мольтке сильно рисковал, развернув против российских войск лишь блокирующую группу, и теперь предстояло выяснить, насколько этот риск оправдан. Восточные подданные кайзера особенно остро ощущали, что ненавистный и страшный враг уже у порога. Берлинская Neue Preussische Zeitung носила в обиходе прозвище Kreuzzeitung – «газета с крестом» – из-за железного креста в названии. 6 августа 1914 года она заявила, что «крест тевтонских рыцарей Пруссии» вновь поднимается на борьбу с полчищами восточных варваров. В первые недели войны о рыцарях вообще вспоминали часто. Просыпались глубинные страхи перед «русскими ордами», которые двинутся на Берлин, сметая все на своем пути, грабя и убивая.