В середине апреля русская Ставка собралась на очередное представительное совещание. Председательствовал Император, главным докладчиком был М. Алексеев, присутствовали командующие фронтами и их начальники штабов, а также Н. Иванов и П. Плеве.
Совещание носило довольно странный характер: не то «работа над ошибками» в Нарочской операции, не то несколько запоздалое планирование весенне-летней кампании. Впрочем, ее сразу же отложили до конца мая — начала июня в связи с задержкой летней операции союзников на Сомме.
Решения конференций в Шантильи требовали от русской армии перехода в наступление. Возможные альтернативы, в общем-то, не обсуждались, хотя треть доклада М. Алексеев потратил на соображения по обороне, на случай, если противник упредит русские войска и сам перейдет в наступление. Эти опасения выглядят довольно наивными, поскольку:
― Русские войска превосходили австро-германские на 671 000 человек, а в перспективе — на 877 000 человек (цифры приводит сам М. Алексеев).
― Лучшие германские части были связаны под Верденом, о чем М. Алексеев прекрасно знал, так как, согласно официальному заявлению союзников, именно из-за больших потерь французских войск в этой операции они были вынуждены отложить свое летнее наступление.
― Совещание началось с констатации того факта, что до середины мая распутица воспрещает любые широкие операции, а в конце мая уже должно было начаться русское наступление.
Далее обсуждалась общая схема летних операций. М. Алексеев предложил нанести первый удар Северным фронтом на Митаву, затем должно было последовать наступление Западного фронта по сходящимся направлениям от Молодечко и Двинска на Вильно. Юго-Западный фронт демонстративно готовится к атаке, притягивая внимание противника. В перспективе, после того как обнаружится успех севернее Полесья, он должен был атаковать из района Ровно на Ковель.
В ходе обсуждения А. Эверт высказался за один удар в направлении на Вильно, но при условии дополнительного усиления Западного фронта, и через два месяца. А. Куропаткин говорил об уроках неудачной мартовской операции, в которой, по сути, его фронт не участвовал. Зато командующий Юго-Западным фронтом А. Брусилов был готов перейти в наступление имеющимися у него силами — причем сразу же после просыхания почвы.
Понятно, что именно это «инициативное предложение» и было принято.
Решили, что первым начинает активные действия Юго-Западный фронт — в середине мая. В начале июня атакуют Северный и Западный фронты, при этом главный удар наносит Западный фронт, а Северный фронт получает на усиление армию и гвардейские части.
Смысл этого всеобщего наступления оставался непонятным. Его цели и задачи не обсуждались ни на стратегическом, ни на оперативном уровне.
Не прошло и недели после совещания, как А.Эверт обратился к М. Алексееву с требованием о присылке ему снарядов по нормам французского ТВД. В случае же невозможности сделать это А. Эверт предложил резко сузить полосу наступления своего фронта.
Далее пошли обычные отсрочки, наступление ЮЗФ было отложено на 5 июня, А.Эверт заявил, что его армии не будут готовы до середины месяца, да и вообще «негоже начинать наступление в праздник святой Троицы».
М. Алексеев попытался настоять на выдерживании оговоренных сроков, но сделал это мягко и вежливо, поставив действия Западного фронта в зависимость от «ситуации у А. Брусилова». Закономерно, что А. Эверт в середине июня заявил, что эта «ситуация» не требует от него немедленных действий, и перенес свое наступление на июль.