Первая мировая война в 211 эпизодах

Конвой, состоявший из пяти кораблей, сопровождал войска накануне предстоящего наступления. Они бросили якорь примерно в двух километрах от белого песчаного берега, где, как предполагалось, высадятся солдаты. Неподалеку находился город Линди, перешедший в руки британцев. Бьюкенен пишет:

Мы созерцали этот берег со смешанными чувствами: он будил наше воображение, но страна эта и все, что она в себе заключала, просто парализовали нас. Мы взирали на берег более трезво и сдержанно, чем прежде. Ибо там, перед нами, простирались заросли буша, как и прежде, — мрачное видение, неподвластное человеческому разуму.

К крейсеру приближается маленький пароходик. Солдаты берут личные вещи, снаряжение, винтовки и пересаживаются в него. Пароходик везет людей к поджидающему их баркасу, и тот по мелководью довершает путешествие. Напоследок солдаты, дабы не замочить ноги, верхом на спинах чернокожих гребцов переезжают на белый песчаный берег.

152.

Четверг, 31 мая 1917 года

Рихард Штумпф видит, как на “Гельголанде” награждают двадцатью Железными крестами

За неимением новых побед приходится прославлять старые. Годовщину сражения в Скагерраке пышно праздновали на всем флоте. Капитан “Гельголанда” произнес речь, “сверкая глазами”. И чем красноречивее и напыщеннее становились его слова, тем больше он входил в раж:

Наши враги стремятся достичь своей цели, они делают все, чтобы испортить отношения между нашим Верховным главнокомандующим и его армией и флотом. Если падет дом Гогенцоллернов, нам будет навязываться парламентская форма правления, как в Англии и Франции. И тогда нами, как и ими, будут править торгаши, адвокаты и журналисты. Если какой-нибудь генерал или другой военный чин им надоест, его просто-напросто уволят. После окончания войны нам нужны еще более сильная армия, еще более сильный флот. Мы должны сопротивляться всем, кто хочет навязать парламентаризм Германии, мы не можем забывать о том, что величие Германии связано с ее императорской династией, армией и молодым еще флотом. Помните: социал-демократы всех воюющих с нами стран стремятся уничтожить нас.

В конце трижды провозгласили здравицу “Его Величеству, нашему Верховному главнокомандующему”. А затем наградили Железными крестами двадцать человек, выбранных достаточно произвольно из числа тех, кто год назад участвовал в сражении.

Штумпф, как обычно, чувствовал себя раздвоенным, растерянным и раздраженным. Эмоциональность оратора и магия слова подействовали на него, он подозревал, что все сказанное вполне может оказаться правдой. Но чувства говорили одно, а разум подсказывал другое. Он хорошо понимал, почему капитан придерживается подобных взглядов; может, он и сам мыслил бы так же, если бы был офицером. Но он никакой не офицер, а простой матрос, “неимущий пролетарий”, как он выражался, и в качестве такового он не мог смириться с “усилением автократической власти императора, армии и флота”. Да, “легко рассуждать о таких вещах, когда ты сам лично ничем не рискуешь”. Штумпф не боялся парламентаризма. Он считал, что и в стане врага есть много хороших людей. Нет, сейчас он “скорее английский раб, чем немецкий моряк”.

Беспокойство, раздражение, разочарование, охватившие Штумпфа с тех пор, как началась война, лишь отчасти коренились в недовольстве бюрократической дисциплиной и в гигантской скуке, вызванной бездействием флота. В нем бурлил также гнев против нынешнего порядка в Германии, в особенности против того, что режим воспринимал как свою основу, ядро и суть: против классовой системы. Вот почему квасной патриот образца 1914 года превратился в запутавшегося и озлобленного радикала 1917-го.