Первая научная история войны 1812 года

Вскоре русская армия заняла позицию к западу от Москвы (даже в этой отчаянной для России ситуации позицию, естественно, выбирал не вечно спящий Кутузов, а подданный английского короля начальник штаба русской армии Л.Л. Беннигсен). 13 сентября Кутузов созвал военный совет, на котором должно было быть решено: давать ли новый бой или оставить «древнюю святыню» без попыток ее спасти. Мои коллеги зачастую об этом не упоминают, но протокола совета не велось! Обычно так бывает, когда ответственное лицо хочет скрыть нечто нелицеприятное. Поэтому все сведения мы вынуждены черпать из позднейших воспоминаний генерала Раевского, Ермолова, Беннигсена, а также из фрагментов письма Н.М. Лонгинова к С.Р. Воронцову (знали о событии лишь по слухам) в Лондон. Заседание проходило «под образами» в бедной покосившейся избе крестьянина Михаила Фролова. Замечу, что та избушка, в которую уже много десятилетий водят на благоговейные экскурсии школьников, никакого отношения к упомянутому строению не имеет: домик Фролова благополучно сгорел в 1868 году (и, судя по сохранившейся картине А.К. Саврасова, выглядел он совсем по-другому), а в 1995 году нынешней манекен еще и был ограблен. Еще комичнее выглядят попытки экскурсоводов музея-панорамы «Бородинская битва» представить Бородино победой русских: если бы русская армия победила при Бородине, то находящаяся в 200 метрах от упомянутого музея-панорамы «Кутузовская изба» никогда бы не стала музеем…

На совете присутствовали генералы: М.Б. Барклай де Толли, приехавший с задержкой Л.Л. Беннигсен, Д.С. Дохтуров, А.П. Ермолов, П.П. Коновницын, А.И. Остерман-Толстой, затем (сильно опоздавший) Н.Н. Раевский, К.Ф. Толь и Ф.П. Уваров, а также дежурный генерал П.С. Кайсаров (некоторые позднейшие авторы упоминают М.И. Платова, но первоисточники о нем умалчивают). Л.Л. Беннигсен сразу заявил, что продолжение отступления совершенно обессмыслит кровопролитие Бородинского сражения (так и произошло), подорвет моральный дух армии (и в этом он оказался прав), разорит дворянские имения (он еще не знал, что город будет сожжен — и пострадают все сословия). Генерал спросил у присутствующих: «…может ли общество поверить, что мы выиграли, как это обнародовано, сражение Бородинское, если оно не будет иметь других последствий, кроме потери Москвы, и не будем ли мы вынуждены сознаться, что мы его проиграли…»³⁶⁰ Вот такой замечательно честный вывод об итогах Бородина. Итак, Беннигсен предлагал сражаться — и его поддержали Коновницын, Уваров, Ермолов и Дохтуров. Барклай же указал на невыгодность выбранной позиции и высказался за отступление. Позже Ермолов с иронией записал: от того, что первым идею не сражаться с Наполеоном высказал на совете Барклай, Кутузов «не мог скрыть удовольствия».³⁶¹ На его стороне оказались Остерман-Толстой, Раевский и Толь. В итоге, как мы знаем, Кутузов, вроде бы повторяя слова Барклая, опираясь на мнение меньшинства, распорядился боя не давать и Москву оставить. Особой прелестью отличается тот факт, что известную финальную фразу Кутузова с приказом оставить город (и дальше про спасение отечества…) фельдмаршал сказал по-французски (то, что вы обычно читаете в «исследованиях» и учебниках — это всего лишь пафосный и неточный перевод)!!!³⁶²

Бегство русской армии от Бородина до Москвы (из книги адъютанта М.И. Кутузова — А.И. Михайловского-Данилевского; в частном собрании Е. Понасенкова).

Те генералы, которые желали выполнять свой долг и сражаться, пришли от решения Кутузова в ужасное состояние. «От сего у нас волосы стали дыбом», — вспоминал, к примеру, генерал Коновницын.³⁶³ Кутузов же особо не переживал — только приказал вывезти из города все инструменты для тушения пожара.

А теперь давайте проанализируем произошедшее. Главным тезисом, которым хитрый плут из восемнадцатого века, объяснил свое нежелание выполнять профессиональный долг (и слово дворянина, данное генерал-губернатору Москвы), было спасение армии. Именно эту химеру повторяют все историки вот уже 200 лет. Однако я предлагаю, наконец, задуматься: как мы уже знаем, когда Кутузов принял войско (если мы учитываем те части, которые присоединились ко времени Бородинского сражения), ему было доверено не менее 115 тысяч русских тогда еще живых солдат (не считая ополченцев и казаков). А теперь я предлагаю открыть первоисточники, документы (рапорт самого Кутузова царю): и мы узнаем, что в Тарутино новоявленный фельдмаршал привел (также помимо плохо вооруженных ополченцев, рекрутов и иррегулярных), включая части, влившиеся за время движения, всего 52 000!³⁶⁴ То есть более половины армии было потеряно! Причем практически все это — погибшее: ведь мы знаем, что не менее 25–30 тысяч русских раненых, оставленных в Москве (из которой Кутузов приказал вывезти пожарные трубы), сгорели заживо!³⁶⁵