Первая научная история войны 1812 года

Еще в середине 1790-х гг. цесаревич Александр стыдливо признается в письме к матери:

«Вы спрашиваете, дорогая матушка, не беременна ли моя маленькая Лизон. Пока нет, потому что дело еще не кончено. Нужно сознаться, что мы — большие дети, и пренеловкие, прилагаем все мыслимые усилия, чтобы сделать это, но нам не удается».⁶⁷

Дело в том, что Александр никак не мог возбудиться на жену… Зато, как отмечают ученые-биографы русского императора:

«Незрелый Александр предпочитал проводить время в компании молодых дворян его возраста или своих лакеев, предаваясь проделкам и шуткам, нередко весьма сомнительного свойства».⁶⁸

Круг его общения состоял из людей, скажем так, противоречивых. Некоторые из них, возможно, пытались развить в нем «первородные» инстинкты не самым тонким образом. Действительный тайный советник, сенатор, кавалер-воспитатель цесаревича, Александр Яковлевич Протасов (1742–1799), 8 июня 1794 г. писал графу А. Р. Воронцову:

«…чтобы дать вам представление о его образе жизни, скажу, что назавтра он пригласил меня повеселиться — на случку его английской кобылы с жеребцом Ростопчина, добавив, что этот последний уверил его, будто наблюдать за движениями двух лошадей во время сего акта весьма забавно».⁶⁹

Но даже подобные «научные» просмотры не помогли надежде русского народа и собственной бабки, Александру, приноровиться к собственной баденской… жене.

Еще один немного комичный эпизод, связанный с прусской королевой Луизой (1776–1810) описывает С. П. Мельгунов: