Первая научная история войны 1812 года

«Вновь возвращаясь к тому, что касается лично меня, я должен отметить, что незадолго до этого двойного назначения (С. С. Уваров стал камер-юнкером с моментальным присвоением ранга 5 класса — прим. мое, Е. П.) я, не ведая того, привлек внимание Императора. И тут я не могу умолчать о том, что из всего этого нового поколения сразу же был возвышен. В самом деле, надо сказать, что я обошел большинство моих сверстников. Князь Адам Чарторыйский, всемогущий министр, приближенный к Императору Александру, чье необычное положение требовало большой осторожности, желал иметь подле себя очень молодого человека, не имеющего отношения ко Двору; я и был им выбран и немедленно прикреплен к его персоне. По странному стечению обстоятельств он находился во главе внутренней политики, не затрагивая внешнюю. Мое выполнение двух или трех его поручений восхитило его, о чем он с удовольствием поведал Императору, так, что, когда я был ему представлен, я, не ведая того, уже был утвержден в должности.

Чуть подробнее опишу сцену моего представления, которое впоследствии оказало огромное влияние на всю мою последующую карьеру. В день официального представления у вдовствующей Императрицы в узком кругу проходил бал. Тщательно оглядев мой туалет, который, должен признаться, был весьма элегантен, моя мать улыбнулась мне, затем ее лицо сразу приняло строгое выражение, и она серьезным тоном сказала мне примерно следующие слова: „Я делала до сих пор все, что было в моих силах; сегодня моя роль закончена; помните, что у вас нет иной поддержки, кроме вас самих“. После этого материнского благословения я сел в экипаж и отправился во дворец. Несмотря на то, что новое окружение, в котором я оказался, было знакомо мне лишь отчасти, я испытывал удовольствие, находясь в самом центре этого блестящего круга. Но это чувство не преминуло рассеяться: увлеченный очарованием бала, я принял участие в танцах, но вскоре заметил, что Император посреди сияния молодости и красоты следил за мной с особым вниманием. И в разгар бала он приблизился ко мне и благодушным голосом сказал мне несколько любезных слов (выделено мной, Е. П.). Таким образом, по стечению более или менее случайных обстоятельств, возникшее на этом приеме настроение, которое не проходило и поочередно принимало самые неожиданные формы, претерпело сильные перемены.

<…> Я возвращаюсь к подробностям, которые больше всего касаются меня лично. Я уже писал… как я избежал сомнительного счастья передать Наполеону ультиматум от Императора Александра и как последний, в качестве компенсации, помог мне начать новую карьеру, практически такую же авантюрную, которой я лишился. Я возвращаюсь к этому времени, потому что оно связывает меня с самыми последними мыслями Императора. Не сумев сделать из меня своего доверенного агента на службе внешней политики, он замыслил привлечь меня как можно ближе к себе, но таил это в глубине души. В этой необычной ситуации я быстро разгадал секрет, который в действительности был больше похож на роман, чем на сухое изложение истории. Но этому роману не суждено было быть написанным. Впрочем, я рассказал… как, на мой взгляд, внезапно он отказался от замыслов, которые он сам внедрял в мое сознание, он сказал, что решился просить меня отречься от них. Я ровным образом описал чувство, с которым он встретил мой отказ, и в результате мгновенно отдалился от меня (выделено мной, Е. П.). Я хотел бы добавить, не вдаваясь в ненужные детали, что незадолго до своей внезапной кончины он ответил мне своей прежней благосклонностью. Так, чтобы уберечь меня, говорил он, от ошибок, в которые он меня вовлек…

Поспешу вернуться к подробностям, касающимся меня лично… В небольшом, изданном недавно труде я отметил следующее:

„Когда под покровительством Его Величества Императора Александра я был назначен Попечителем Петербургского округа, будучи в возрасте, в котором другие только начинают университетское образование, я без труда убедился, насколько мне не хватает знания древних языков“».⁷²