Быть самым адекватным в коллективе не хотелось. Опыта в АНБУ хватило по самое «не хочу». Но выбора не было.
— Итак, — прогремел Кисаме скорбно, — мы собрались здесь сегодня, чтобы помянуть…
— Несчастного ублюдка, да благословит его страдания Джашин!
— … Заблудшую душу… Хидан, не порть церемонию!
— Трагично, блять! Такого человека потеряли!.. Бойца!.. Чокнутого ушлёпка!.. И не затыкай меня, форель-переросток!
— Мы собрались помянуть заблудшую душу товарища нашего (Хидан, заткнись)… Какузу, три тысячи йен наличкой.
— А я уже всё! Не надо, блять! Какузу, мразь, убери свои щупальца!.. Убери, кому говорю!
— Так вот, помянем славного воина, так беспечно окончившего свою жизнь…
Сасори всего лишь ушёл из Акацуки — недоумевающе подумал Итачи.
— Мой господи-и-ин! — громко разрыдался Дейдара в полы собственного пальто. В ладони не мог, потому что они в подобных ситуациях норовили сожрать глаза.
Орочимару так, между прочим, не поминали. Но тот уполз по своим тёмным делам, а Сасори, по мнению большинства Акацуки, «добровольно сдался санитарам, потому что больше не смог выносить парадоксальность бытия». Иначе говоря, решил выйти на пенсию. Он ушёл на задание, выполнил его и выслал через своего агента заработанные накануне деньги и объяснительное письмо для Конан. В понедельник на административном собрании она с тихой торжественностью объявила, что Акасуна но Сасори решил отказаться от агрессии их мира и уйти на покой, потому что не мог так жить дальше. Пейн был недоволен — разумная реакция, поскольку организация лишилась хорошего кадра. Сама же Конан отнеслась к чужому решению с очевидным уважением. И хотя «Ангел» создавала впечатление аморфного, безэмоционального (пусть и очень-очень красивого) призрака, не было существа на свете, перед волей которого она бы прогнулась, если таковая противоречила её принципам. Именно поэтому в погоню за Сасори никто не отправился — ни рыжие марионетки Пейна, ни официальные члены организации.
Слово Конан было редким, но имело вес.
— Он был молод и полон сил! — повысил голос Кисаме. — Он был одним из лучших, одним из нас!.. Его меч был остёр и могуч!..
«Двоякие метафоры Киригакуре» — подавив тяжёлый вздох, подумал Итачи. Дейдара, громко высморкавшись, позабыв о своей ненависти к Шарингану, налил ему рюмку какой-то вонючей дряни, почти не расплескав.
— Он был опасен! Он был настолько опасен, что мы считали его верным боевым товарищем! Он был членом нашей семьи!
— Перебор, — пробормотал Какузу. И опрокинул сквозь маску ещё одну стопку. Возможно, опять с успокоительным.
— Он был членом нашей конфессии, бля! — поддержал раскрасневшийся от алкоголя Хидан. — Он видел смысл в господине Джашине! Он был ищущим!
— Так помянем же его! Да найдет его грешная душа покой! — провозгласил Кисаме.
— Кампай, — вяло отозвался Дейдара.
Они, не сговариваясь, подняли рюмки. Итачи тоже, в силу воспитанности. Хотелось по-снобски зажать нос, но это противоречило этикету товарищеских попоек, и пришлось сдержаться.
Выпили, не чокаясь.
Кисаме, довольный своим выступлением, сел. Дейдара поднялся.
— Господин был прекрасным ниндзя, да! — прогнусавил, шмыгнув заложенным носом. — Я уважал его, как… как учителя! Наставника, да! Мы с ним ни в чём не соглашались, но так многому он меня научил! И столькому не успел научить!.. Так жаль! Ужасно жаль, да!.. Помянем!
Алкоголь был быстро разлит по рюмкам, и снова выпили, не чокаясь. Пойло на вкус было как сироп от кашля, только на все случаи жизни. Итачи подавил в себе желание скривиться.
Дейдара сел. Поднялся Хидан.
— Мы живём в пиздец интересном мире! — с энтузиазмом начал. — Здесь можно всё и даже больше, хвала господину Джашину! У Сасори было всё, кроме члена и женщин, и я бы понял, уйди он к женщинам, наладив отношения со своим членом!.. В конце концов, ёпта, да кто бы не ушёл?! Господин Джашин не карает за слабость перед блядями, он относится с пониманием, потому что настоящий мужик! Но уйти вот так, потому что, видите ли, страдать ему надоело, блять, да ещё и надоело реализовывать подсознательное желание страданий других?! Пиздец! Я в искреннем ахуе! Мы… мы, вообще-то, несём на себе тяжелую миссию от вселенной! Земля хочет кричать, она исстрадалась и хочет крови, так мы даём ей и то, и другое, чтобы всякие там невинные барашки жили, как им полагается! Мы блять, ебучие ниндзя, а не ебанные — есть разница! И один из наших самых ебучих вдруг решил стать ебанным! Решил из карателя стать пиздострадателем! Это смерть! Это смерть души! Ладно бы Сасори погиб — я молился бы за него господину Джашину! Но так ведь даже не помолишься! Что мне ему сказать?! «Наш мудак не справился»?! Пиздец, — закончил, сдувшись, печально и мрачно. — Просто пиздец. Ну, не помолимся, так помянем.
Разлили. Снова выпили, не чокаясь.
Какузу не спешил вставать и говорить последние слова за почившего Акацуки.