Первая партия (СИ)

— Если даже Однохвостый биджуу, согласно моим источникам, сейчас по ней получает терапию за время, проведённое в чайнике… — Сасори залез в карман своего плаща и выудил оттуда книгу в знакомой обложке. Нетерпеливо, но аккуратно открыл на одной из первых страниц, где как раз обычно указывались имена автора текста, редактора и автора введения-заключения или комментариев. — Смотри.

«Акасуна но Сасори, на добрую память, в извинения за причинённый моральный ущерб. С уважением, Учиха Саске. (Дата, подпись)».

Итачи вытаращился настолько, насколько позволяла собственная экспрессивность. Почерк младшего брата был узнаваем.

— Ни у кого такого нет, — довольно заявил Сасори. — Если Какузу узнает, попытается украсть, чтобы на чёрном рынке продать за большие деньги.

— Подожди, — постарался прийти в себя Итачи и хоть как-то разложить мысли в голове. — Ты… покидаешь Акацуки?

— В Суне меня считают героем, оказывается, — констатировал Акасуна, сложив руки на груди. — И жертвой системы. Моя бабка наводит ужас на новую власть. Мне поклялись всеми предками, что предоставят бесплатную психотерапию и очень хорошую медицинскую страховку за счёт государства, — Сасори, казалось, мечтательно вздохнул, насколько это вообще было возможно в его характере. — Может, зубы вылечу в этом теле… Бесплатно, под анестезией. Зубы мудрости — это дорого, а самому себе такую операцию не хочется делать. Сам понимаешь.

О, Итачи прекрасно понимал. Он три месяца копил, чтобы сходить к надёжному доктору в Аме, а не к Какузу с его фальшивым стоматологическим дипломом.

— Ты покидаешь Акацуки, потому что хочешь вылечить зубы? — выдавил из себя Учиха.

— Марионеткой от хорошей жизни не становятся. А цены на лечение и психотерапию не снижаются. Нет смысла отказываться от выгодного предложения.

— А при чём здесь Учиха Саске?

— Очень удачно мимо проходил.

— А моральный ущерб?

— Представь ситуацию, — раздражённо выдохнул Сасори, — ты занимаешься своими делами…

— Да.

— Убиваешь интересных людей, делаешь вклад в науку и искусство, зарабатываешь на жизнь, ведя отчасти номадический образ жизни…

— Да.

— И вдруг до тебя решают докопаться джинчуурики с эмоциональным диапазоном фарфорового чайника и его болтливый брат-энтузиаст. Что-то там про вредную бабку, компенсацию и психотерапию для всех желающих и нежелающих.

— … Да.

— И вроде как ты уже почти от них отделался, как вдруг появляются ещё один джинчуурики, полуавтор моей любимой книги и розоволосая девочка верхом на овце с очень боевым настроем.

— И?

— И они чуть не сломали мою марионетку Третьего, — проскрежетал Сасори. — А пока я их пытался послать на все четыре стороны… меня травмировали.

— Чем?

Сасори передёрнуло. Он на миг потерялся в мыслях, осоловело уставившись в никуда, и Итачи вдруг расхотелось получить ответ на свой вопрос. Акасуна помотал головой.

— Неважно, — припечатал к облегчению своего коллеги. — Так или иначе, я ухожу отсюда. Меня ждут бесплатная диспансеризация, стоматология и психотерапия. И ещё уколы от столбняка и кори за счёт заведения.

— Так ты думал, что если я и Саске являемся родственниками, то я помогу тебе незаметно сбежать? — догадался Итачи.

— Да. Кто-то ведь должен понести за весь этот сюрреализм хоть какую-то ответственность.

— Могу поджечь что-нибудь, — брякнул Итачи, а потом вспомнил, в какой стране живёт. Поджал губы.

Сасори, не без подозрения, прищурился.

— Даже если подожжёшь, с чего бы тебе помогать мне? Вы же однофамильцы… Или ты как раз Учиха и вырезал?

И Итачи пришла в голову идея, которую могли вызвать только два фактора: тяжелое обезболивающее, затуманивающее разум не хуже слабой анестезии, и прошлое под командованием Хатаке Какаши. Капитан Пёс всегда считал, что из скользкой ситуации можно вылезти через болтовню. Самое главное, наставлял капитан, нести чушь уверенно и аргументированно. Информацию мало кто проверяет; и даже кто проверяет, всё равно может поверить. Так однажды Хатаке-сенпай заставил всю свою команду изображать ревизоров, приехавших из столицы наблюдать за санитарными нормами элитного стриптиз-клуба, в котором также барыжили запрещёнными веществами. Дело дошло до суда, на котором Хатаке-сенпай помимо ревизора стал изображать юриста. Он постоянно нёс какую-то чушь, но и суд был выигран, и стриптиз-клуб закрыли, и всех, кто был замешан в изготовлении и распространении запрещённых веществ, посадили. И всё потому что Хатаке-сенпай очень любил порнокнижки с интересными ролевыми играми.

Итачи был падок на истории о высокопарной любви. А ещё он не успел прочитать «Мемуары Учиха Фугена» и поэтому не знал, что там за Учиха — настоящие, искажённые или фиктивные. И то, что Саске с какой-то сомнительной компанией надрал задницу Сасори, а потом оставил ему автограф, ему категорически не понравилось. В таком случае невыгодно иметь на себе клеймо «того самого Учиха». И раз уж есть сомнения «родственники или однофамильцы», то…

«Не докажут» — прозвучал в голове ехидный голос Хатаке-сенпая.