Первая работа. Возвращение

Ромка реагировал своеобразно. Он долгим взглядом смотрел на Арсена, словно бы не видя его, потом рассеянно улыбался и продолжать заниматься своим делом. Арсен злился, выстреливал новыми насмешками. Ромка был непроницаем. Я сначала решила, он такому на своих тренингах научился. Потом поняла, что ему действительно было о чём подумать, поэтому насмешки Арсена казались совершенно неважными.

Тренинги – это было новое Ромкино увлечение. Началось всё с того, что у нас в школе какие-то студенты то ли из педагогического, то ли из института психологии провели тренинг-тест «Кем быть». Ромке понравилось и то, как эти студенты обсуждали разные аспекты профессий, и то, как анализировали, какой деятельности подходит определённый психотип. На перемене после теста он принялся искать в интернете другие тренинги.

– Представляешь? – обратился он ко мне. – Тут полно бесплатных, при разных институтах.

– Зачем тебе это? – непонимающе спросила я. – И так мы завалены учёбой по самые уши. У меня при слове «ЕГЭ» уже нервный тик начинается. Слышал, твоя Кароль сказала вчера, что ей глицин прописали? Без него не может готовиться спокойно.

– ЕГЭ – ерунда, – отмахнулся Ромка. – Главное – те знания, которые мы можем нахватать, прежде чем погрузимся в настоящую, взрослую учёбу в институте. Знания – не факты, их в интернете полно. Я про умения, навыки… Понимание, кто мы и на что способны.

Он снова углубился в список тренингов.

– А Кароль – не моя, – прибавил он спустя мгновение.

Легко ему говорить, что ЕГЭ – ерунда. Он был раньше отличником и легко вернул себе все хорошие отметки. Каждый урок он бросался на знания, как голодная рыбка, которой высыпали в аквариум сразу полбанки корма.

Девчонки в классе проявляли к нему особое внимание. Ромка со всеми был дружелюбен, а разговоры Маши Кароль про пластическую хирургию перекрыл так корректно, что она отошла от него сияющая, будто он ей подарок подарил. Пару раз Ромка звонил мне, когда собирался идти гулять с Оскаром, но я вечерами готовилась к ЕГЭ. Ромкиными способностями я не обладала, мои дни были заняты мучительной пахотой. А вечера – работой. Голову мою тоже заполняли мысли не о Ромке, а о Дане.

Бабушка как-то сказала про своих детей, маму и Катю: «Вот меня спрашивают подружки глупые, какого ребёнка я больше люблю? А я и отвечаю: моё сердце с тем, кому хуже». Ромка и Дана не были моими детьми, но были моими учениками, а учительство немного похоже на материнство. Так что теперь, когда у Ромы всё наладилось, я полностью сосредоточилась на трудностях Даны.

Казалось, уже вечность прошла с того момента, как Ирэна встретила меня в своём розовом костюме дома. Данка прижималась к её ноге и, увидев меня, воскликнула:

– Розочки нет! Мы вдвоём!

Столько счастья было в её голосе! Ирэна тоже улыбалась очень довольная. Она помахала перед моим лицом какой-то бумажкой.

– Двадцать баллов из двадцати! – воскликнула она. – Это же пятёрка с плюсом! Поздравляю вас!

Она потрепала Данку по голове, и та зажмурилась, как котёнок, и ещё крепче прижалась к матери.

– Я всегда буду пятёрки с плюсом приносить, всегда, мамочка! – скороговоркой выпалила она.

– Правильно, – одобрила Ирэна. – За двойки буду ругать, а за пятёрки любить!

– Мамочка, – прошептала Данка, не открывая глаз, – мамочка моя…

Она как будто разучивала важное иностранное слово, которое хотела запомнить на всю жизнь. Ирэна развернулась с довольным видом ко мне.

– Молодцы, – одобрительно сказала она. – Можете, когда хотите. Старайтесь!

Радость от Данкиного хорошего результата у меня быстро померкла. Выходило, что всё остальное время мы тоже можем готовиться на «отлично». Просто не хотим. Точнее, не стараемся. И ещё кое-что… Как бы ни были строги и требовательны мои родители к отметкам в школе, они никогда не говорили, что будут любить за пятёрки. Было в этом что-то унизительное. Словно без пятёрок человек недостоин любви. Я понимаю, что Ирэна не имела этого в виду. Но если бы Дана сказала ей, что будет любить мать, только если та будет зарабатывать много денег, вряд ли Ирэна щурилась бы и прижималась к дочкиной руке.

Я улыбнулась через силу. Мысли мои оставались печальными. Если бы я знала, что это был последний раз, когда я слышала от Ирэны что-то хорошее в свой адрес, возможно, я постаралась бы глубже прочувствовать радость момента.

Потянулись наши обычные с Данкой рабочие будни, в которых от желания «приносить пятёрки всегда» не осталось и следа, а в основном были слёзы, топот и крики. Сначала она кричала: «Скука зелёная!», чуть позже: «Ненавижу, ненавижу школу!»

Выходило, что днём вопили учителя, вечером орала Дана, а ночью верещал Мишка. От этого у меня гудела голова, а всё происходящее виделось через пелену, которую никак не удавалось проморгать. Мне казалось, я грезила с открытыми глазами. Я стала почему-то страшно мёрзнуть и по ночам, даже если было тихо, часто просыпалась, потирая закоченевшие ладони, дуя на них и ожидая рассвета.