Первая русская царица

Лукьяш тряхнул мошной, ничего не прозвенело.

– Первому, кто меня тронет, выворочу все нутро. Взгляни на нож, мне не страшно выпустить твоих бесов наружу. Да кроме того, если через два часа я не вернусь домой живым, на тебя нагрянет целая команда с наказом: ни одного твоего лиходея не оставить и на семена.

– Напрасно грозишь, молодец, ты здесь в безопасности. А вот принес ли обещанную сорочку? Давай, такой оборудую тебе приворот, что и всю жизнь будешь благодарен.

Лукьяш вынул из-под епанчи сорочку и передал ее ведунье. Та рассмотрела вышитую корону и покачала своей косматой гривой.

– Ох, молодец, дело я сделаю чисто, а только по опасной дороге идешь, да и мне с тобой погибнуть. Ворот от сорочки я оторву и сожгу его с фараоновыми заклинаниями. Идешь ли на это дело?

– Иду, действуй! Сегодня можешь исполнить?

– Нет, не могу. Заклинания-то нужно повторять через каждые три дня. Приходи через десять дней, спешка может повредить.

Лукьяш ответил, что через десять дней, час в час, он приедет, чтобы все было готово.

– Подействует – озолочу, а не подействует, как было со свечами заговоренными, не пеняй, разорю все твое городище, как воронье гнездо.

Если бы Лукьяш не был поглощен всецело своим рискованным предприятием, то он заметил бы, что за ним следовали, начиная от Неглинной, двое верховых – по виду крестьян, по крайней мере за плечами у них мотались косы, а поперек лошадей были перекинуты торбы. Лошадки под ними были коренастые, выносливые. Всадники – в лаптях, но когда от быстрого хода распахивались епанчи, то за поясами поблескивали у них ножи и разбойничьи шестоперы. То сторонкой, то прямой дорогой они не отставали и в лесу от Лукьяша и даже приметили, как он спустился в логовище фараоновой ведуньи.

Назад они повернули тихой рысью, так что Лукьяш, лихо скакавший обратно в город, нагнал их на самом мосту. Оттуда они повернули к пыточной избе, где перед ними услужливо отворили ворота и, приняв коней, проводили в сени со всеми знаками почтения. Особенный почет оказывался Корявому – веснушчатому, похожему на скотобойщика мужчине, располагавшему, как видно, значительным влиянием. После него не только двери в татебную, но и ворота были заперты, и при них поставлены ратные люди с пищалями.

Не прошло и получаса, как на татебном дворе собралась конная команда ратных людей, предусмотрительно проверивших свои пищали. Несколько человек были лучниками с сагайдаками, наполненными стрелами. Начальство над командой принял Корявый, веснушчатый геркулес, преобразившийся в служивого со знаком татебного надзора.

Всадники прошли лесом, как по гладкому полю. На этот раз не посчастливилось дозорному, выставленному лихими людьми. Он не успел дать знак в землянку, что появились вооруженные люди, как Корявый скомандовал ближайшему лучнику:

– Стрельни!

Корявый не любил лишних слов. Лучник натянул тетиву, стрела его пронзила дубовую листву и впилась в плечо дозорному. Ощутив нестерпимую боль, он свалился на землю так же беспомощно, как упал бы куль отрубей.

Сопротивление не имело бы смысла, поэтому сама фараонова ведунья и ее лиходеи отодвинули запоры и впустили ратных людей, сами же поспешно скрылись, и их поймали уже при выходе из-под старого дуба. Ведунья намеревалась изобразить полную невинность, но у Корявого голос был трубоподобный.

– Подавай царицыну сорочку!

Ведунья затряслась от испуга и точно лишилась голоса, но про Корявого она слышала много нехорошего и поэтому показала молча, что сорочка у нее на груди.

– Батожник! – прогремел Корявый. Вошел в землянку ратник с ременным батогом. – Вот у этой ведьмы бесы копошатся в груди, так ты окрести ее, чтобы они смирились.

Грозный ремень дюжего батожника рассек воздух, этого оказалось достаточно, чтобы бесы смирились и ведунья поторопилась выложить перед Корявым сорочку. Сомнения не было – на сорочке красовалась вышивка, какой, разумеется, не нашлось бы больше во всем Московском царстве. Корявый, перекрестив ее несколько раз, запрятал сорочку у себя на груди.

В это время в избу вошел, должно быть, старший ратник и доложил Корявому, что в лесу открылся ход в конюшню и что толпа разбойников седлает коней, чтобы убежать.

– Стрелять всем пищалями, – последовал приказ Корявого, – стрелять без промаха!

Вскоре по лесу раздался залп из пищалей, за которым последовали вопли и проклятия раненых.

– Молодцы! – похвалил свою команду Корявый. – Все кони ваши, только свезем на них добро, что найдем в притоне. Ведьма! Показывай, где награбленное добро. Батожник, привяжи ведьму к своему поясу.

Награбленного и скрытого в тайниках добра нашлись целые горы; найдены были и отрубленные руки с неснятыми перстнями, и жемчужные боярские вороты, и многое другое. Нашлись даже архиерейский посох и девичий убор. Словом, обыскивавшие трущобу ратные люди выволокли на свет целое состояние. Веревок и железных пут нашлось, однако, достаточно, чтобы перевязать толпу лиходеев, не смевших и шевельнуться перед алебардами и дулами пищалей.