Первая стена

Его смех был низким и почти угрожающим.

— Что такого смешного, Кеттай?

— Ты правда не знаешь? — Он рассмеялся ещё громче. Она услышала шаги. Справа от неё зажегся фонарь с закрытыми ставнями, осветив его плоское лицо, но и только. В жёлтом сиянии падали хлопья снега и пепла. — Ты, похоже, единственная во всём взводе, кто ещё не догадалась.

— Не догадалась о чём?

— Я работаю на офицеров безопасности! — усмехнулся он. — Есть такое выражение — спрятан у всех на виду. Шпион. Ну, или ещё более старое определение — агент-провокатор. Испытывай изнутри, предлагай искушение, прежде чем оно станет жизненно важным.

— Получается, всё, что ты говорил, было притворством? Пытался заставить меня выдать себя?

— Вообще–то не тебя одну, ага. Всех. Ты замечательный солдат, ничто не сбило тебя с истинного пути.

— Пока не сбило, ты хочешь сказать?

Он подошёл ближе, остановившись всего в нескольких шагах.

— Наша довольно красив. Очевидно, ему со мной не по пути, так что я никогда не узнаю ничего больше, но я понимаю, почему ты хочешь немного повеселиться, прежде чем начнётся убийство и смерть.

— Ты собираешься сообщить обо мне? Для… общения. Я ему ничего не сказала.

— Ты не знаешь, что ему сказать.

— Это хороший аргумент. Но, пожалуйста, это не причинило никакого вреда, не так ли?

— Некоторые могут сказать, что непослушание само по себе является вредом.

Зеноби промолчала. Как и в первый раз, когда она увидела Джаваахир, она знала, что любой дальнейший разговор только откроет путь для новых возможных взаимных обвинений. Кеттай уже принял решение: любое сопротивление только ухудшит ситуацию.

— Ты выглядишь спокойной, — сказал он.

— Какой ещё я должна быть? Тебе решать, что будет дальше. Что мне делать? Убить тебя, как пытался Теведрос? Убежать, чтобы… — Она неопределённо махнула рукой за спину. — Куда? Зачем?

Кеттай улыбнулся и покачал головой, словно не верил своим глазам.

— Эгву не ошиблась в тебе. У тебя титановый хребет в твоём маленьком теле и сердце, которое горит как плавильный горн. Ты знаешь, что тебе могут перерезать горло, и ты просто смотришь правде в глаза, не волнуясь ни о чём?

— Я волнуюсь, — призналась она. — Я волнуюсь, что умру, прежде чем получу шанс изменить что–то для Аддабы. Но самой смерти я не боюсь.

— Что ж, тебе недолго осталось волноваться. — Он сделал шаг назад и полуобернулся, подняв фонарь, чтобы осветить путь между двумя уборными. Она помедлила.

— Иди уже, ага. Я верю, что ты будешь бороться за правое дело больше, чем я верю себе.

— Но мне придётся перестать видеться с Нашей?

Он пожал плечами.

— Зачем? Почему? У тебя всё хорошо, зачем это портить? Просто помни, что через час, день или неделю мы можем получить приказ, и с этого момента на первом месте будет Аддаба, и ничего больше. [i]Ничего[/i].

— Я знаю это.

— Конечно знаешь. Ступай.

Проходя мимо, она долго смотрела на него, ища подвох в выражении лица, но ничего не увидела. Когда её снова скрыла темнота, облегчение прорвалось наружу и вспыхнуло широкой улыбкой.

ДВАДЦАТЬ СЕМЬ Отчаянные времена Сила веры Отставших нет

Карантинная зона Палатинская арка, восемнадцать дней после начала штурма

Кацухиро плакал, когда стрелял. Он думал, что пережитое лишило его всех эмоций, но открывшееся перед ним зрелище погрузило его в такую глубину отвращения к самому себе, какой он никогда не знал. Приказ, отданный ему и сотням других солдат, выстроившихся вдоль карантинных стен, был предельно простым: уничтожить все цели.

Такой была его жизнь последние два с половиной дня. Шестьдесят часов почти непрерывного дежурства, пока живые и мёртвые пытались вырваться из Чумвиля, оставшегося времени едва хватало на то, чтобы поспать и перекусить на стене. Не то чтобы всё началось в какой–то определённый момент. Болезнь распространялась медленно: сначала они приходили по одному и по двое, потом большими группами. Два часа назад произошёл всплеск, сотни трупов с бессмысленными взглядами брели к стенам, несколько живых среди них кричали о помощи, пытаясь вырваться из охватившего карантинное гетто кошмара.

Ничто не должно дойти до стены, будь то запятнанные варпом или обычные люди. Офицеры объясняли, что невозможно сказать, кто несёт в себе порчу. Поэтому они приходили сотнями: жертвы чумы и беженцы; врачи, добровольно вызвавшиеся помочь им, и самозваные сиделки; и семьи, которые выбрали изоляцию со своими близкими, спасаясь теперь от мерзостей среди них.

Он нажал на спусковой крючок, и лазерный заряд ударил молодую женщину в грудь, отбросив её назад в груду трупов. Кацухиро подумал, что увидел на её лице пятнышко сыпи, ища малейшее оправдание, чтобы не ненавидеть себя каждый раз, когда его палец двигался.

Он понял, что стал отличным стрелком, и его чуть не стошнило от этой мысли.

Зато его следующая цель явно была заражена варпом. Хромающая походка и брызги слизи из отвисшего рта недвусмысленно свидетельствовали о порче. Он тяжело сглотнул и снова выстрелил, попав старику в лоб.