Двадцать первого октября в Лондоне состоялось заседание Военного и Дарданелльского комитетов, состоявших из основных членов кабинета министров. На нем приняли решение разрешить наступление на Багдад в случае, если индийское руководство и командир на месте считают это возможным, а также одобрили скорейшую транспортировку обещанных дивизий из Европы. Это сообщение отправили в Индию 23 октября, и Хардинг немедленно ответил, что индийский генштаб считает Никсона способным захватить город и удерживать его до подхода подкреплений. От себя индийское руководство добавит одну-две пехотные бригады и ускорит отправку маршевых пополнений в действующую армию. Чемберлен утвердил резолюцию, правда, прикрывшись оговоркой: «Никсон может предпринять марш на Багдад, если он удовлетворен теми силами, которые имеются в его распоряжении и которые он считает достаточными для операции. Переброска подкреплений займет какое-то время, но две дивизии будут посланы ему в кратчайшие возможные сроки»[24]
. Стоит отметить, что эта переписка заняла менее половины суток, а значит, стороны подыграли друг другу.Характерно, что во всей многочисленной переписке ни разу не обсуждался вариант, при котором наступление на Багдад будет отбито. Худшим сценарием виделось, что Таунсенда с одной дивизией уже в городе (до прибытия подкреплений из Европы) атакуют превосходящие османские силы, но на этот риск согласились пойти все участники.
Двадцать четвертого октября Никсон был проинформирован о решении правительства и немедленно выпустил приказ о подготовке наступления.
Таунсенд воспринял этот приказ без особого энтузиазма. 6-я дивизия сильно устала и испытывала серьезный некомплект, увеличивающийся после каждого сражения. Состояние подчиненных генерал описывал в письме вице-королю словами: «Мои войска устали, и их хвосты не вверх, а немножечко вниз»[25]
. Особенно проблемными были три британских батальона, которые по меркам Западного фронта фактически утратили боеспособность. Дорсетцы насчитывали ровно 297 человек.Еще большую тревогу вызывали индийские батальоны, особенно в связи с развернутой османами полномасштабной кампанией, направленной на индийских солдат. Турки активно занялись агитационно-пропагандистской деятельностью среди солдат-мусульман, активно играя на том, что те подчиняются неверным, а воюют вообще плечом к плечу с идолопоклонниками, причем в местах, святых для большинства своих единоверцев. Например, тяжкий грех падет на них, если пострадает могила Салмана, одного из приближенных пророка Мухаммеда Салмана аль-Фариси, которая по несчастливому совпадению находится прямо посреди одного из османских укрепрайонов. В Багдаде печатались многочисленные листовки на хинди и урду, распространявшиеся турецкими агентами среди индийских солдат. Осенью 1915 года турецкая пропаганда начала приносить плоды. Почти год как большинство индийских солдат покинули дома, не имея практически никакой связи с родиной, не говоря уже об отпусках, а тяжелые условия службы и строгая дисциплина шаг за шагом подтачивали их мораль. В начале октября в 20-м батальоне пенджабцев четверо солдат-мусульман зарезали сержанта и убежали к туркам. Через неделю еще трое, последовав их примеру, ранили британского офицера. Батальон был выведен с линии фронта, а затем переброшен в Йемен за «склонность к дезертирству». Однако контрразведка тревожно докладывала о кружках недовольных практически во всех мусульманских подразделениях и о растущей волне опасных разговоров среди нижних чинов. Проблема, впрочем, оказалась нерешаемой, поскольку заменить мусульманские батальоны было решительно некем. Город Салман Пак, где до сих пор находится священная для мусульман могила, англичане решили во всех документах и приказах называть классическим сасанидским именем Ктесифон, не вызывающим у рядовых и сержантов каких-либо ассоциаций. Таким наивным способом англичане попытались решить проблему нежелания многих бойцов-мусульман атаковать «святые места».
Тем не менее Таунсенд еще не полностью утратил воинственный настрой и амбиции. Он старался подчеркнуть свою роль в планировании и проведении наступления. 3 ноября он написал лорду Лансдауну, министру без портфеля в кабинете Асквита: «Я атакую Ктесифон и возьму Багдад за 10 дней, а потом он (Никсон) опять начнет командовать и сделает вид, что это был его план»[26]
. 7 ноября Таунсенд отправил письмо Керзону, где сначала указал на сложность своего положения: «У меня будет лишь 11 000 солдат и 28 орудий. Нуреддин получил подкрепления, его силы примерно равны моим, и он занимает хорошо подготовленные позиции»[27]. Тем не менее командир 6-й дивизии выражал уверенность, что «сможет загнать турок в реку и взять Багдад». Примечательно, что в этом же письме Таунсенд просил Керзона поспособствовать его переводу в Европу «после оккупации Багдада». Во взятии города он видел возможность не только обрести великую славу, но и наконец-то выбраться из пыльного угла на главный театр военных действий.