– Леш, я не могу так быстро… мне… как-то… странно и немного страшно… – осторожно подбирала она слова к своим ощущениям, а меня бросало из горячего пота в холодный.
– Я потерял голову, прости, – виновато произнес я, понимая, что мне теперь и прикоснуться к ней нельзя, я выдаю себя.
Я замер, оцепенел, пока она, напряженная и задумчивая, сидела на моих коленях, и не знал, что сделать, чтобы сгладить это чужеродное для нее впечатление. Я действительно от нее отвык, забыл, как осторожно надо с ней, как деликатно преодолевать все родительские заслоны.
Как я недавно с удивлением узнавал, что ничего стыдного нет ни в одной из практик, которые казались мне чем-то сродни супергеройским способностям: нереалистичными, пугающими и абсолютно недоступными, кроме как посмотреть в кино. Как я учился не стыдиться своих желаний и испытывал культурный шок, что их можно реализовать без сопротивления, а со встречной радостью. Так и ей предстояло узнать, насколько много она может чувствовать и не испытывать по этому поводу ни стыда, ни вины. Разрешить себе быть смелой, горячей, разрешить себе получить удовольствие.
Я должен был стать для нее учителем, который проведет по этому пути, убирая родительские заслоны и запреты, растворяя комплексы и рассказывая, какой она может быть. Как я узнал это о себе. Но со мной-то было легко! Только дай зеленый свет, разреши и я, не раздумывая, загребу обеими руками. У Альбины не было таких интенсивных желаний. Ее учили давать мне отпор, беречь себя, запугивали и контролировали. А я должен был найти баланс между тем, что я знаю и тем, что не приведет ее в ужас, провести по этому пути и не спалиться. Я не знал, как. Я был глуп и горяч. Я боялся, что уже раскрыт.
Она молчала, и через несколько минут тишины я мягко обнял ее, и она прижалась ко мне и вздохнула. Я гладил ее по волосам, медленно дышал и старался не дрожать от адреналина, которым меня окатило буквально только что.
Вылезая обратно в окно, я поцеловал ее через подоконник и Альбина мне улыбнулась. Но обернувшись, я видел, как встревоженно она смотрит мне вослед. В ту ночь от тревоги я вообще не спал.
Алекс выжимал из тачки ее долбаный максимум. Двигатель ревел, машина летела по опустевшей дороге, будто заходила на взлет. Камера. Будет штраф за превышение. Ему было плевать. После того как он высадил притихшую, поникшую Альбину у дома и она пошла к парадной без единого слова, он ощутил, будто его сердце прострелили навылет. Его пустой, остановившийся взгляд смотрел в одну точку. Он топил педаль в пол и будто не видел ничего перед собой…