Первая волна. Сексуальная дистанция

Редкие опаздывающие расступались в стороны, пока тачка летела по набережной. Навигатор показывал 19 минут, а Вольский мог только молиться о зеленой волне, потому что презирающий светофоры наглец очень быстро выхватит погоню, и кончится все тем же самым. Спидометр шкалил за 140… 30 секунд. Навигатор показал 17 минут. Альбина молча всхлипывала рядом, дрожащими пальцами вытирая слезы.

– Он тебя ударил? – произнес Вольский единственное, что волновало его сильнее тайминга поездки.

– Что? Нет, – отозвалась она, – просто… просто… – и снова залилась слезами.

Алекс замолчал и стиснул руль. Все объяснения потом. Прошло полторы минуты, навигатор рисовал 14, а оставалось 6. Машина свернула с набережной, и впереди замаячил первый перекресток. На светофоре горел зеленый. Вольский поднажал и свернул на Большой Сампсониевский, когда загорелся желтый. Полпути позади. Машин вокруг все меньше. Навигатор пишет 9 минут, на часах остается чуть больше четырех.

По встречке мимо замелькала колонна автозаков. Лекс стрельнул в них взглядом. Впереди перекресток и красный свет. Черт, черт. И там, за ним, вторая колонна. Не проскочить. А даже 30 секунд на светофоре помножат на ноль все его старания, и единственным выходом будет – просидеть в машине всю ночь. «Не худший вариант, при таком раскладе» – прикинул он, приближаясь к перекрестку одновременно с колонной. И тут светофор прямо на его глазах моргнул и перескочил в режим мигающего желтого, и впереди один за другим светофоры загорались желтым. Лекс на секунду прикрыл глаза, таким облегчением накрыло все тело.

3 минуты к 6-ти. Альбина затихла и, опав на сиденье, смотрела в окно, за которым мелькали столбы и дома. Он косился на нее, не веря своим глазам. Неужели все это в реальности? Неужели… 2 минуты к 3-м. А впереди последний перекресток, на котором уже разворачивался автозак и выставлялись барьеры. Черт! Перегородили шоссе на минуту раньше! Дорога была пуста, сколько хватало глаз. Лекс свернул на развилке в другую сторону. 30 секунд… Он юркнул в карман, оттуда во дворы и перевел дух. Навигатор показывал 2 минуты до цели. На часах оставалось 20 секунд, но это было уже неважно. Во дворах дороги не перекрывают.

В черепашьем темпе, на нейтралке, с выключенными фарами он двинулся вдоль рядов припаркованных во дворах машин. В спальных районах, к счастью, крайне редко встречались тупиковые дворы.

Оставался последний рубикон. Пересечь одну улицу, и они на месте. Но стоит ли на том перекрестке заслон или нет? Оставалось молиться. Только шорох шин нарушал тишину опустевшей улицы. Они выкатились из двора к стоянке, за которой виднелись заграждения вдоль трамвайных путей. Лекс опустил стекло, прислушался. Тишина. Ни звука двигателей, ни голосов, ни одного постороннего звука. Пост – это все же живые люди. Ближайший перекресток был чист.

Они выехали в карман и прошелестели до пешеходного перехода. Впереди на перекрестке с Выборгским виднелись огни и горбатые силуэты автозаков. Если кто-то внимательный обернется, то увидит, как машина с выключенными фарами пересечет дорогу. Пешком или верхом? Вот был главный вопрос, который он решал в уме. Дорога широкая. За две секунды не перебежишь, а спрятаться негде. Больше времени на то, чтобы их засекли. Машина мелькнет быстрее. Он уверенно выехал на пешеходную дорожку, пересек газон и мягко соскочил с поребрика на дорогу. Мучительные секунды, когда нельзя нажать на газ, а слева будто радиацией лупит по нервам близость поста. Вольский вспотел, пока левый бок не скрылся за углом красно-белого кирпичного здания. Никаких звуков. Ни свистка, ни крика, ни рева моторов.

– Ффффуууух, – громко выдохнул он и свернул во дворы.

На часах было 22:15, когда они вылезли из машины перед домом своего детства.

– Леша, – прошептала Альбина, – я не была здесь… столько лет.

– И я, – отозвался он, переживая целую бурю смешанных эмоций. Ностальгии, болезненных воспоминаний, волнения и радости.

Она шагнула к нему и крепко прижалась, обнимая за пояс, а он заключил ее в объятия, как будто завернул в свои руки, прижимая к себе за плечи, и потерся щекой о ее макушку. На минуту они неподвижно замерли в пустынном тихом дворе. Она больше не плакала, дышала спокойно и ровно, он прислушивался к этому звуку, единственному, нарушающему безмолвие, и растворялся в моменте, желая остановить время и остаться здесь насовсем.

– Пойдем, – все же выдохнул он еще через минуту. Вся ночь впереди.

Они взялись за руки и направились ко второй парадной. На звонок в домофон ответил встревоженный голос.

– Кто там?

– Баб Вер, это я, Леша.

– Кто?

– Вольский! Сосед ваш! – он чуть повысил голос и сам испугался, как будто на звук сейчас из кустов повыскакивают копы.

– Вольский? – удивился домофон, и дверь запищала, открываясь.

Они вошли в знакомую до боли парадную, здесь даже пахло так, что из души на поверхность поднимались какие-то глубинные слои воспоминаний. Баба Вера уже высовывала нос в дверную щель на цепочке.

– Ты как тут оказался так поздно? – с укоризной проскрипела бабка.