Первая волна. Сексуальная дистанция

Я наблюдал за тем, как он прощается с Еленой Сергеевной на пороге и как поднимается ко мне. Я понимал, что ему, скорее всего, рассказали, в чем моя вина, и ждал подзатыльника, обвинений, наездов, выговора в духе: «Так тебе и надо! Это надо было додуматься, я в твоем возрасте никогда-а-а-а…» и крика. Что меня возьмут за шкирку, отведут домой и там лютобешено наорут так, что треснут стекла. Я все это заслуживал. А вместо этого отец подошел ко мне и молча, крепко обнял, как не делал никогда в жизни… то есть вообще никогда до этого. И стало так остро больно и горько, будто какую-то ледяную плотину прорвало, и все мои чудовищные чувства хлынули в меня, и я молча заплакал. Просто сидел, и слезы бежали по лицу, а он не смотрел, чтобы я не закрылся. Стоял и делал вид, что не видит. И со слезами из меня по капле вытекало море моего горя. Меньше оно не становилось, но было как будто легче его выносить.

Мы так проторчали там полчаса, пока я не взял себя в руки. Я чувствовал стыд и облегчение одновременно, но при этом мне как будто разрешили быть. Этими объятиями он лучше всяких слов сказал: «Ты можешь ошибаться, и я не отвернусь от тебя из-за этого». А это было мне нужнее всего. Быть хоть для кого-то не последней сволочью. Получить поддержку даже без слов.

– Ты ее видел? Как она? – спросил я про главное.

– Видел… врать не буду. Плохо. Я попытался с ней поговорить, сказал, что ты как идиот, конечно, выступил, но ты не злой и не подлый и когда немножко отболит, чтобы она тебя выслушала. Она в ответ только заплакала, и я оставил ее в покое.

– Спасибо, – прохрипел я, это было сверх любых ожиданий, настолько то, что нужно, что на этот раз уже я его впервые в жизни обнял сам. – Я думал, ты наорешь на меня.

– Нет необходимости, – ответил он, – я вижу, что сильнее, чем сам себя тебя никто не накажет. Я тебя понимаю. Ты молодой, эмоциональный пацан, который учится жить, и это твой урок.

– Скажи лучше, дурак.

– Не без этого, – развел руками отец, – но ты хотя бы стараешься.

– Ты бы так не поступил.

– Я не идеален и никто не идеален. Тебя определяет не то, как ты ошибаешься, а то, что ты с этим делаешь. – Мы помолчали. – Я пообещал им, что поговорю с тобой о том, чтобы ты ушел.

– Ну поговори, – пожал плечами я.

– Я знаю тебя. Ты не уйдешь.

– Не уйду.

– А чего ты ждешь? Хочу знать, к чему готовить мать.

– Хочу увидеть ее.

– И что скажешь?

– Не знаю. Увижу и пойму.