И я увидел. Спустя две недели из анабиоза меня выдернул единственный звук, который мог вмешаться в ход моих унылых мыслей: щелчок дверного замка заветной двери, что как броня сейфа охраняла мое сокровище. Я повернулся посмотреть, кто на этот раз? И меня будто кипятком окатило, сердце бешено затрепыхалось. За порог вышла Елена Сергеевна, а следом Альбина, спряталась за мать, вцепившись ей в локоть, пока та запирала дверь.
– Аль, – выдохнул я не своим голосом.
Ответа не последовало. Я соскочил с подоконника и в два прыжка оказался рядом. Она отворачивалась так, что прятала лицо за рукавом пальто матери.
– Леша, отойди, нам надо в больницу. Все, что ты мог, ты уже сделал, – выставила руку вперед Елена Сергеевна.
– Пожалуйста! Одну минуту, я не буду приставать, настаивать. Я просто хочу сказать…
«ЧТО?!! ЧТО ТЫ ХОЧЕШЬ СКАЗАТЬ?!!»
– Ни к чему это, дай пройти, – говорила она, а я смотрел на любимую и не слышал протестов.
– Я совершил самую страшную ошибку в жизни, – я начал и понесло, без единой мысли в голове, слова сами вылетали из меня. – Я буду жалеть о ней каждую минуту, пока дышу! Я люблю тебя и буду любить всегда, когда бы ты меня ни простила, я буду ждать. Только прости. Пожалуйста!
– Пропусти же нас! – Елена Сергеевна отодвинула меня с дороги, и я уступил.
– Я уйду отсюда, клянусь! Я оставлю тебя в покое, обещаю. Только вернись в школу, – крикнул я им в спины, и парадная дверь захлопнулась.
Я хотел бежать следом, даже выскочил на улицу, но остановился. Только увидел край ее бежевого пальто, что мелькнул за углом. Чтобы она поверила и вернулась в школу, я должен выполнить обещание.
Мои руки и ноги стали будто свинцовыми, голова отяжелела. Я словно бы жил только ожиданием этого момента и теперь утратил цель. Я поплелся домой, едва вошел в квартиру и свалился у порога, привалившись к стене. С кухни выбежала матушка, охнула, бросилась ко мне. Стала обнимать, спрашивать, что случилось. А я сам не знал. Просто у меня очень кружилась голова, и все тело трясло ознобом. Она поцеловала мой лоб.
– Какой горячий! – и потащила с ног ботинки.
Ближайшие недели я провалялся с воспалением почек и лихорадкой и в самом деле оставил в покое всех. Досиделся на холодном бетоне. В сочетании с депрессией то еще приключение. Сейчас я вспоминаю те полтора месяца, как дно колодца с закрытой крышкой. Когда темно, сыро, страшно и тесно, а вверху не видно и клочка неба. И не выбраться оттуда никак. Я чувствовал себя живым в могиле. Я был на дне.