Первая волна. Сексуальная дистанция

– А затем, старик, что если она признает, что не сообщила тебе о своем протоколе, то умышленная статья падает на нее. Она-то точно знала, что в протоколе, и легла с тобой. И ей нужно либо заявить и доказать факт изнасилования… либо…

– Что? – стремительно бледнея, беззвучно двинул губами Алекс.

– Стерилизация. Ей перевяжут трубы, и она никогда не сможет стать матерью.

Отчаянный, тоскливый, звериный вой вырвался из груди Вольского, он уронил голову на стол, накрыл затылок руками и продолжил протяжно, мучительно стонать, мотая головой. Он все знал, зна-а-ал! Проклятый Дэн! «Не тронь ее, Вольский, пожалеешь!» Тогда было уже поздно, и не воспринял бы он такую угрозу никогда. Еще чего, не тронь, как ее не трогать, когда она такая… Что делать? Что делать?

– Так, старик, – Лекс поднял на него красные глаза, – какие еще варианты?

– Если она не признает, то наша задача будет доказать, что ты был не в курсе. Отдадим на экспертизу вашу переписку. Им нужны будут факты, чтобы доказать, что она тебе именно сказала, а ты забил. Сообщение, свидетель. Если они не найдут, то высоки шансы выкрутиться, но вертеться будем как уж на карусели.

– Нет, исключено. Забудь об этом. Еще какие варианты?

Долецкий онемел. Он уставился на своего клиента так, будто тот на его глазах начал обрастать шерстью и чесаться задней лапой.

– Тебя кастрируют, ты понимаешь? – проговорил он. – Ты ебнлся, Вольский?

– Можешь считать, что да. Между ней и собой я выбираю себя.

– Да это не равнозначно! Ты что, не понимаешь? – теперь вскочил уже Серега. – Если ты кастрат – это полное половое бессилие, падение тестостерона, гормональные проблемы, депрессия! А у нее просто не будет детей! Таких сейчас больше половины по естественным причинам! И ничего, живут! Она сможет трахаться, испытывать оргазмы, будет здорова. Ты голову-то включи? Ты должен насмерть стоять в суде, чтобы ее признали виновной! Иначе тебя покалечат!

– Ни за что. Нет… биться против нее в суде, чтобы лишить материнства… ночной кошмар. Никогда! Нет. Не-е-ет.

– ДА ЧТО ТЫ НЕСЕШЬ? – заорал адвокат, теряя самообладание.

– Она хочет детей, старик. Понимаешь?

– А тебе не насрать? – взбесился тот.

– Нет. Я ее люблю, – последовал тихий ответ.

– Твою-ю-ю-ю ма-а-а-ать, – Долецкий обрушился на стул и закрыл лицо руками.

– Какие еще есть варианты, Серега? – медленно повторил Вольский.

– Скажи, ты уверен? У тебя таких любовей будет за жизнь десятка три… если мы выкрутимся. А если не выкрутимся, то эта станет последней.

– Я уверен, Серег. Она моя первая, единственная и совершенно точно последняя любовь. Я проверял.

В свою камеру Вольский вернулся оглушенный, ошеломленный и лег на голые нары. Несколько минут бессмысленно и бездумно пялился в серый потолок, потом закрыл лицо руками и застонал… Возможно ли в одну минуту потерять так колоссально много? Момент, когда он обрел ее и немедленно потерял, до сих пор стоял перед глазами.

Ее выхватывают из его рук и волокут из комнаты силой, его самого хватают, пытаются скрутить, но он выворачивает одну руку из пальцев опера и выбрасывает вперед, хватая ее протянутую руку. И она скользит, скользит из пальцев от локтя к запястью, цепляясь за него и не желая отпускать. Альбина обливается слезами, не отводя взгляда ни на секунду, и в момент, когда их пальцы разъединяются и его руку болевым приемом заламывают за спину, вскрикивает и захлебывается рыданием. Лекс рвется за ней, но его уже держат двое и застегивают наручники. «Леша! Лешечка! Леша-а-а-а-а-а!» – кричит она из коридора, и у него темнеет в глазах от ужаса, и просто не верится, что это случилось. Что он снова… снова ее потерял.

Вольский содрогнулся, открывая глаза, и картина их расцепляющихся пальцев пропала. Он лежал и не понимал, за что хвататься? Биться о стены в ужасе, что она попала в лапы мужа и он непонятно что сейчас с ней делает? Лихорадочно соображать, как выкрутиться самому? Или предаться панике в предвкушении приговора?

Ответ дали вместо него. В коридоре раздались шаги, зазвенели ключи и лязгнул дверной запор. Алекс отнял ладони от лица и приоткрыл веки, чтобы посмотреть, кого там принесла нелегкая. Увидел и предпочел снова закрыть глаза уже предплечьем. Нелегкая притащила Дэна. Значит, по крайней мере сейчас он с ней ничего не делает. Сердце временно отпустило.

– Дэн, вы достали, дай поспать! – Лекс искренне зевнул. – Чет я подзадолбался, давай завтра, а? И принеси мне подушку, постельное белье и еще стакан чаю. Обязательно с подстаканником! – добавил он и отвернулся к стене.

– Вставай! – оглушительно рявкнул Дэн.

– Фу, как грубо, – отозвался Вольский, – отвратительный сервис! Я понижу вам рейтинг на Букинге. – Но повернулся и спустил ноги на пол, устало и скептически уставился на него.

– Ну что? Поговорим на другом уровне? Посмотрим, будешь ли ты тут ухмыляться, мразь, – процедил сквозь зубы хозяин положения.

– Поговорим, – пожал плечами Вольский. – Дениска, а ты любишь подстаканники? Помнишь, когда еще можно было сесть на поезд и поехать в Москву в спальном? У меня ностальгия. Я очень хочу такой! Принеси, а? По старой дружбе.