Первая женщина на русском троне. Царевна Софья против Петра-« антихриста»

— Что ты от меня-то хочешь, Федор Леонтьевич? Что я могу с ним поделать? Не с гранатами же мне в Преображенское убийц посылать?! — в ее голосе послышалось отчаяние.

Она даже не поняла, как вдруг оказалась в сильных мужских объятиях и услышала жаркий шепот, от которого по телу побежали мурашки:

— Соня, Сонечка, только прикажи — живота своего не пожалею. Царь Петр каждый божий день в немецкую слободу таскается водку жрать и девок тискать. Домой возвращается — в чем душа держится. Хочешь, я отправлю трех-четырех человек встретить его на дороге?

Зачем гранаты? Головой в Яузу — и все дела! Он и пикнуть не успеет. Хочешь, сам поеду? Только скажи… Только скажи…

Губы Федора прижались к ее рту, руки скользили по телу, отчего царевну забила крупная дрожь и свело живот. А мужские губы уже целовали шею, лицо, волосы… Почти теряя сознание, она вырвалась из его рук и, тяжело дыша, попятилась назад, пока не уперлась спиной в стену.

Шакловитый стоял перед ней, с трудом приходя в себя. Нет, он больше не выдержит бесконечной пытки, лучше смерть! Держать в руках свою мечту и снова потерять ее — такого его гордость не могла допустить, и сердце мужчины металось между отчаянием и любовью.

Наконец Софья, быстро поправив сбившуюся одежду и растрепавшиеся волосы, прервала молчание.

— Федор Леонтьевич, только твои прошлые заслуги передо мной спасли тебя сегодня от дыбы и плахи. Да как ты смел коснуться меня? Как смел предложить убить царя, помазанника божьего? Это же воровство, измена! Чтобы ничего подобного я больше никогда не слышала! Изволь пойти домой и отдохнуть. Видимо от трудов у тебя с головой расстройство произошло великое. Уходи!

Но вместо того чтобы, поклонившись, исполнить приказ Софьи, Шакловитый упал на колени, подняв буйную голову.

— Последней милости прошу, государыня, освободи меня от должности судьи Стрелецкого приказа и отправь простым сотником куда-нибудь на границу с Диким полем. Не могу я так больше. Прости!

Такого поворота событий Софья никак не ожидала и теперь в полной растерянности смотрела на искаженное мукой лицо человека, который не боялся ни Бога, ни черта. Что он говорит?

Матерь Божья, разве она может отпустить его от себя в такую даль под сабли ногайцев? Да она никогда себе этого не простит! С другой стороны, если она его оставит в Москве, то это громче всяких слов скажет о том, как она к нему относится. Софья слишком хорошо узнала за последние несколько лет характер своего рыцаря, чтобы не понимать, что он не согласится быть для нее одним из многих. Но нет, ее гордость не может ей позволить связать судьбу с каким-то голодранцем, пусть даже он красив, молод и любит ее безмерно.

— Я не отпускаю тебя, судья, — произнесла она надменно. — Ты, как и прежде, будешь выполнять свои обязанности, а я постараюсь забыть о том, что ты мне сейчас наговорил. Разрешаю удалиться!

Шакловитый, склонив голову, поднялся с колен. В комнате ощущалось такое напряжение, что, казалось, звенел воздух.

— Я больше не приду к тебе, государыня, — проговорил он глухо, — ты не позволяешь мне ни любить тебя, ни охранять. Если ты не последуешь моему совету, то погибнешь, а я слишком дорожу тобой, чтобы со стороны смотреть на твою гибель. Прости меня, Софья Алексеевна, за мою дерзость. Ты можешь меня казнить лютой смертью, но не можешь заставить быть тем, кем я не хочу быть… Извини…

Ссутулившись, он повернулся к ней спиной и, подойдя к двери, взялся за ручку, и Софья почувствовала, что вместе с ним из ее покоев уходит жизнь.

— Федор Леонтьевич… Федя, — тихо позвала она, протягивая к нему руки.

Может быть потому, что он до последнего надеялся на чудо, Шакловитый услышал ее зов и бросился к молодой женщине, которая ждала его, потупив глаза. Он подхватил ее на руки и, распахнув ногой дверь, понес в опочивальню. Подслушивающая под дверью Верка тихо охнула и устроилась у входа в покои государыни с тем, чтобы никто не посмел нарушить ее счастье. Слава Богу, Софья Алексеевна, наконец, сделала правильный выбор! Шакловитый нравился Верке своей удалью, жизнелюбием, щедростью, умением все поставить на кон. Правда, князь ей был люб тоже, причем за качества прямо противоположные, чем у его более молодого соперника, — за обходительность, покойный нрав, обширные знания, европейский политес.

А в это время в опочивальне Софья, наконец, узнала вкус настоящей страсти, ради которой можно пойти босиком на край света. Все ее тело пылало от мужских ласк, и ей было глубоко безразлично, что ее целует простой судья, а не высокородный боярин. Когда же прошел первый порыв страсти, она положила голову на плечо Шакловитого, ощущая щекой, как пульсирует под кожей ее мужчины горячая кровь.

— Федь, а, Федечка, — позвала она, — ты не сердись, родной, но мы с тобой сейчас не сможем встречаться. Ты же сам знаешь: Дума приговорила отправить князя во второй поход на Крым. Не могу я сейчас дать ему отставку. Вот ужо вернется он оттуда, тогда другое дело. А то нехорошо получается, грех это. Князь хоть и тихий, а кто знает, что он сможет сотворить, если узнает о моей неверности?