— Я все понимаю, зорюшка моя ясная, — ласково пробормотал он ей на ушко, — но если он наш друг, то не надо его отталкивать, потому что у тебя и так мало людей, на кого можно положиться, только я, сестра Марфа да Верка. Если же он враг, то тем более не надо его прогонять. Врагов лучше иметь под боком, чтобы знать, чем они занимаются. А теперь пойдем. Тебе тоже нужно отдохнуть. А завтра натопим баньку, ты там понежишься и расслабишься. Если хочешь, можно будет как-нибудь съездить в Коломенское. Ты же любишь отцовский дворец, вот там и отдохнешь, вдали от государственных дел. А теперь пойдем, Верка уже постель приготовила.
Он поцеловал ее в щеку и тихо повел в опочивальню, прикидывая, кого из верных людей послать в Медведково, чтобы они присмотрели за князем, словам которого о чести он не верил ни на грош еще с прошлого Крымского похода.
Софьиным мечтам отдохнуть в Коломенском не суждено было сбыться. Вечером седьмого августа в Кремле начался переполох: на Красном крыльце стрельцы обнаружили подметное письмо, в котором неизвестный предупреждал, что Нарышкины хотят извести царевну, послав этой ночью на Москву Преображенский полк.
Был поздний вечер, когда в покои царевны прибежал ближайший помощник Шакловитого Никита Гладкой, и, пав перед ней на колени, протянул местами помятый лист бумаги, исписанный неровным почерком.
Только что игравшая на клавикордах царевна вскочила, с ужасом взирая на Гладкого. В его появлении Софье почудился новый бунт, словно ожили тени прошлого. Поднялся и сидевший в кресле Шакловитый. Выхватив из рук Гладкого письмо, он быстро пробежал его глазами.
— Здесь написано, что к нам идут преображенцы. Глупость какая! Хотя… Никита, беги, поднимай стрельцов! Ложь это или нет, но мы не сдадимся без боя Нарышкиным и их выродку. Сонечка, извини, я тебя покину.
С этими словами глава Стрелецкого приказа бросился вон, и перестук его кованых серебряными подковками каблуков далеко разносился по спящему дворцу. За ним громко топал Гладкой, получая на бегу указания, какой полк ставить на какой участок стены, словно Тохтамыш опять грозился спалить Москву.
Во дворце захлопали двери — напуганные шумом обитатели теремов пытались спросонья понять, из-за чего поднялся тарарам.
А Софья, придя в себя, первым делом кинулась к кабинету и, нажав потайную кнопку, вытащила из тайника листы. Крикнув перепуганной Верке, чтобы та принесла поднос, она быстро перебрала их ловкими пальцами. Ее личные письма и дневник не должны достаться никому. На мгновение ей до слез стало жаль этих маленьких листочков, в которых запечатлелись самые волнительные в ее жизни мгновения, но простительная слабость быстро прошла.
Показав служанке головой, куда положить поднос, она кинула на него бумаги и поднесла к ним свечу. Глядя на разгоревшееся пламя, царевна мучительно пыталась понять, как случилось, что постоянно дежурившие у Преображенского люди Шакловитого не заметили толпу марширующих к Москве солдат. Несколько сот человек — не иголка в стоге сена!
Ярко разгоревшийся огонь, уничтожив бумагу, начал быстро опадать, и Софья слабо улыбнулась.
— Ну вот, теперь я готова к любым неожиданностям. Верка тихо всхлипнула, и этот звук придал царевне мужества.
— Не реви, трусиха. Стрелецкий бунт пережили, и эту ночь переживем. Федор Леонтьевич не допустит сюда Петькиных головорезов. Надо же, мой братец каким дураком оказался! И чего ему в Преображенском не жилось спокойно? Иль жена так надоела, что он себе дела придумывает, лишь бы с ней не спать?
Верка сквозь слезы улыбнулась Софьиной шутке и, высморкавшись в подол просторной юбки, опустилась на пол, прислонившись к креслу, на котором сидела Софья.
— Ничего, матушка-государыня, это я сильно испужалась. Сейчас уже все прошло.
В дверь громко постучали, и Софья вздрогнула, ожидая плохих вестей, но это была лишь наспех одетая сестра Марфа.
— Сонечка, что случилось? — затараторила она с порога, быстро осматривая комнату. — На площади полно стрельцов. Я слышала там голос Федора Леонтьевича. Весь дворец в панике. Я только собралась спать, а тут такое светопреставление!
— Да ничего страшного, — махнула рукой Софья, успокаивая не только сестру, но и себя. — Петька с ума сошел. Говорят, к нам Преображенский полк марширует. Кто-то бросил подметное письмо, вот Федор Леонтьевич и поднял стрельцов от греха подальше. Уверена, что завтра мы станем смеяться над сегодняшними страхами.
— Не сомневаюсь, — уже более спокойно улыбнулась Марфа, приходя в себя. — А ты, значит, от скуки гадала, наверное. Только знаешь, чтобы гадание было верным, бумагу перед сожжением комкать надо, а не складывать неряшливой стопкой… Сонька, Сонька, кого ты обмануть решила? Давай-ка я с тобой лучше посижу. И мне спокойнее, и тебе не скучно будет.
— Не уверена, что это хорошая мысль, — пожав плечами, откликнулась хозяйка покоев. — Если слухи окажутся ложными, то будет обидно, что ты из-за них не выспалась, а если верными — будет лучше, если ты окажешься от меня подальше.