Первая зорька

Ходить тихо в лесу с двумя ружьями вообще нелегко. То одно за куст стволом зацепится, то другое. А тут еще забота — которое же в руках наготове держать? Решил, что винтовку, рассчитанную на дальние выстрелы по сидячей птице, использовать всегда успею, а централку — нет. И я закинул винтовку за плечи и пошел с двустволкой в руках.

Только вышел на полянку… прямо, на дальней лиственнице, сидит копалуха[3], а из ружья не взять, далеко. Пока возился, винтовку с плеч снимал — улетела птица.

— Тьфу, будь ты неладная! — выругался я. Закинул централку за плечи и отправился уже с винтовкой в руках. Вдруг справа сорвался с дерева глухарь, полетел мимо меня. Так удобно было его стрелять, а… дробовик-то за плечами!

Сел на валежину, покурил, успокоился.

Осенний вечер короткий, начало смеркаться. Торопливо пошел дальше. Слышу, где-то слева квохчет копалуха. Приседаю, осматриваю лес да тихонько у ружья курки взвожу. Но разглядеть затаившуюся глухарку мне не удается, а подходить ближе не решаюсь — услышит чуткая птица, улетит. Снова приглядываюсь. На лиственнице закачались ветки… Вот, думаю, счастье, хоть одного сегодня заполевать успею! А сидит глухарь не близко..

Положив двустволку на землю, прицелился из винтовки и выстрелил. Пуля чмокнулась о тушку, я вскочил, как мальчишка, да и туда! А глухарь-то оказался только раненый, с перебитым крылом. Я к нему, а он от меня… Известно, у глухарей ноги крепкие, бегают здорово. До густых сумерек носился за ним по лесу, на бегу стрелял из винтовки, но, конечно, не попал.

Отпустил охотничье счастье! Закружился в лесу, не нашел оставленного на земле чужого ружья и только ночью притащился домой.

…Какая длинная ночь! Лежу и думаю: как сказать Петровичу про ружье?

А позор-то какой: ружье потерял! Охотничек!

…Ни свет ни заря — побежал к Петровичу. Тот выслушал меня, спросил:

— Место, где стрелял глухаря, найдешь?

— Конечно.

— Тогда созовем соседей и начнем искать…

Часа через два шестеро поднялись мы на гору. Я не торопясь шел впереди и, стараясь во всех подробностях вспомнить обстановку вечера, искал место, откуда стрелял.

— Здесь где-то, — наконец проговорил я неуверенно.

Петрович огляделся. Затем отвел нас всех назад и распорядился:

— Пойдем ровной цепью. Не торопитесь. Если не найдем, завернемся. А кто поднимет ружье, тому с Андреича магарыч!

Тут я вспомнил одну деталь и громко сказал:

— Товарищи! Забыл совсем, ружье-то лежит со взведенными курками, осторожнее!

Прошли так метров шестьдесят, кто-то закричал:

— Нашел! Нашел!

Все бросились на крик, но с противоположного конца другой заголосил:

— И я нашел… Вон он, сердешный, лежит!

Куда идти? Кто нашел ружье? Мы с Петровичем отправились к тому, кто закричал первый. Петрович наклонился, поднял централку, взглянул на курки, вскинул стволы вверх.

— Трах! Трах!.. — гулко прокатился по лиственницам салют радости.

Тут подбежал другой и подал мне… безголового глухаря. Вероятно, ночью моего злосчастного подраныша загрыз какой-то зверек, отъел ему голову.

Пошли домой. Петрович затянул веселую песню, обрадовавшись, что нашел ружье, а я смущенно брел сзади с безголовым глухарем под мышкой.

Никому не советую ходить в лес с двумя ружьями.

ХАПУГА

Как-то в августе по проселочной дороге шла грузовая автомашина. В кабине рядом с кудреватым шофером сидел толстый и румяненький Иван Петрович Брючкин. В коленях он сжимал заряженное ружье.

В кузов были погружены лодка, ящик с подвесным мотором, бочка горючего и другое имущество. Тут же разместились и спутники Ивана Петровича — Пуночкин и Коробков. Пуночкин, широко расставив ноги, держался за кабину, а Коробков сидел в лодке.

Вскоре машина свернула в сторону и подошла к стогу колхозного сена. Иван Петрович вылез из кабины и распорядился:

— Скорее, товарищи! Пока никого нет, набирайте сена. Ехать будет удобнее, да и на ночлеге пригодится.

Натаскали сена.

— Лезьте сюда в кузов, Иван Петрович! Сидеть помягче, воздух чистый, да… может, кого и подшибем, — угодливо предложил Пуночкин.

— И то верно. Яша! Давай, нажимай вдоль кустов к березовому колку. Луга здесь ровные — что твоя карта! — сказал шоферу Брючкин, забираясь в кузов с ружьем.

В это время из кустика выскочил заяц. Шофер повернул за ним, с кузова загремели выстрелы. Зайца подбили и загнали.

— Вот и «с полем»! — захлебываясь от радости, закричал Пуночкин, закидывая зайца в лодку.

Охотники исколесили на машине все окружные луга и перелески, проехали вдоль кромки болот. Выстрелы с кузова хлопали один за другим. Стреляли во все живое.

Из зарослей куги поднялась кряква. Брючкин выстрелил, но не попал. За ним сдублетил Пуночкин, и утка упала в болото.

— Вот вы как ее! — улыбнулся Пуночкин. — Сплавать, достать?

— Ну ее к черту, только время терять. Поехали дальше! — распоряжался Иван Петрович, перезаряжая ружье.