Первенцы

Гашек согласился и тут же вспотел. Обмен был неравноценный, а, значит, он мог играть с шулером. В голову лезли только мысли об Итке – вопреки задаче не выдать ее своим обеспокоенным видом. Он надеялся, что именно сейчас сработает его способность в момент напряженного размышления выглядеть полным дураком.

Несмотря на все опасения, карта шла превосходно: в конце второго хода Гашек оставался в выигрыше, но противник, чье дружелюбное настроение быстро улетучилось, не собирался сдаваться, хотя в глазах собравшихся зрителей у него уже удлинились уши. Корчма по большей части болела за Гашека – то ли из любви к азарту, то ли из жалости. Он даже слышал, как кто-то бьется об заклад. На третьем ходу его победа стала очевидной, и лавочник был торжественно провозглашен ослом.

Проигравшего это категорически не устроило. Гашек совершенно забыл о том, что ему полагались сапоги – настолько устрашающе багровый оттенок приняли щеки лавочника. Стоило огромных усилий не обернуться, чтобы удостовериться, что Итка уже пользуется моментом. Игрок медленно поднялся со скамьи, набрал в грудь воздуха и громогласно заявил:

– Шулер!

На счастье Гашека, «Полторы кобылы» не растерялись.

– Сам ты шулер, на той неделе меня на две монеты обсчитал, сволочь! – крикнул кто-то из ставивших на проигрыш лавочника. Тот перевел полный злости взгляд на посетителя и покраснел еще сильнее.

– Да дерьма птичьего стоят твои монеты! Фальшивки сраные! – парировал игрок и ткнул пальцем в Гашека. – У тебя вон тоже пес знает что за блямба вместо серебра! Который это владыка, а? Не помню я что-то у наших владык таких клювов!

Это было уже серьезно. Гашек встал, предчувствуя, что лавочник может броситься на него с кулаками. В любом случае, после публичного обвинения в нечестной игре и фальшивомонетничестве стоило покинуть корчму как можно скорее. Хозяин растолкал собравшихся в плотное кольцо посетителей и прервал ссору:

– А ну, притихли все! Чтоб я еще раз пустил играть внутри! Брысь отсюда!

Через головы Гашек увидел, как в приоткрывшихся дверях мелькнули рыжие волосы Итки. В суматохе скандала, разгоревшегося между лавочником и обманутым покупателем, который именно теперь, после пары-другой кружек эля, решил отстоять свои права, выскользнуть из корчмы было немного проще. За Гашеком увязался какой-то школяр, но оказалось, что и он вышел просто по нужде. Итка уже выводила лошадей.

– Знаешь, куда идти?

– Ты его достала?

– Конечно. Ты перестарался, но все равно помогло. Так куда идти?

– Давай-ка верхом, – предложил Гашек. Волна шума внутри корчмы приближалась к дверям: кого-то пытались оттуда выдворить. Они быстро вскочили в седла и выехали в холодный, неприятный вечерний дождь.

Однако вскоре тучи ушли на восток, и в напоминание о ненастье остались только глубокие лужи. Город уже надел свою вторую личину: бронтские улицы предлагали удовольствия на любой вкус и почти любой кошелек. За своим добром нужно было следить внимательно, потому что на одного мирного прохожего приходилось по паре-тройке пройдох. Свернув на Кожевенную, Итка и Гашек проехали мимо полноватой женщины, на ходу поправляющей платье с большим вырезом на груди. Ее клиент вывалился из-за угла через десяток шагов и, шумно отрыгнув, поплелся куда-то в ночь.

Дом, указанный Драгашем, действительно сложно было спутать с другими: Кожевенная казалась ухоженной улицей, на которой почти не было ям, а все строения выглядели прилично. Разбитое метко брошенным камнем окно одноэтажного домика с чердаком невыгодно выделялось на фоне аккуратных стекол богатых соседей. Из-за трещин на чужаков с опаской поглядывала беременная трехцветная кошка. Улица притихла к этому часу, но Гашек все равно огляделся по сторонам, прежде чем спешиться и толкнуть незапертую калитку. Во дворике было на удивление чисто и пусто – возможно, одно проистекало из другого. Итка собиралась постучать, но дверь отворилась сама: оттуда выскочила чем-то напуганная кошка, сразу скрывшаяся за оградой. Они услышали приятный женский голос, напевающий старинную колыбельную. Выдохнув, Итка вошла в дом. Гашек пошел за ней следом.

В сенях, укачивая уже спящего младенца, на низенькой скамье сидела немолодая женщина в грязно-сером платье, на котором был вышит какой-то зверь. Это могла быть только вдова, а насчет ребенка предположения вырисовывались разные. Она подняла на вошедших усталые глаза с мрачными синяками и вопросительно кивнула.

– К Драгашу, – неуверенно шепнула Итка. Вдова молча помотала головой и осторожно поправила младенцу пеленку. «Мы не могли ошибиться домом, – пытался сообразить Гашек, – и обогнать его по пути тоже. Он должен быть уже здесь, если только не… что? Что могло его задержать?»

Вдова снова взглянула на них, давая понять, что им лучше уйти. Они так и поступили, но задержались на крыльце, не зная, ждать художника здесь или попытаться найти его в вечернем Бронте. Красавица беспокойно фыркнула и ударила копытом.