Первенцы русской свободы

В 1905 году я напечатал работу о Грибоедове и декабристах. Она была издана А. С. Сувориным, и к изданию было приложено необычайно тщательно выполненное факсимиле хранившегося в Государственном архиве дела о Грибоедове, производившегося в следственной комиссии по делу декабристов[487]. О точности факсимиле можно судить по следующему инциденту. Директор архива С. М. Горяинов, получив от меня книгу с факсимиле, вызвал чиновника архива, в ведении которого были дела декабристов, и, показывая ему факсимиле, сделал ему выговор за небрежное хранение, за то, что «дело» оказалось не на месте, а в его, директора, кабинете, и приказал положить «дело» на место. Чиновник (милейший А. А. Привалов) был ошарашен, вертел в руках факсимиле, ничего не мог привести в оправдание и, очевидно, мучимый угрызениями совести, удалился из кабинета его превосходительства. Не прошло двух минут, как он, нарушая правила субординации, без доклада, ворвался снова в начальственный кабинет и, потрясая факсимиле, восклицал: «Ваше превосходительство, подлинник дела на месте, а это копия».

Зная, что Толстой интересуется и занимается декабристами[488], я послал ему свою книгу вместе с факсимиле. В ответ я получил от него следующее письмо:

«Очень благодарен вам, Павел Елисеевич, за присланное прекрасное издание о Грибоедове и за обещание (если я верно понял) прислать „Русск[ую] Правду“ Рылеева[489].

Если декабристы и не интересуют меня, как прежде, как матерьял работы, они всегда интересны и вызывают самые серьёзные мысли и чувства.

В вашей присылке есть „Дело о Грибоед[ове]“. Благодарю за него. Что с ним делать?

Ещё раз благодарю Вас за ваш подарок, остаюсь уважающий и помнящий Вас Лев Толстой. 8 июня 1908 г.»[490]

И Лев Николаевич был обманут воспроизведением «дела» и принял его за подлинник.

II.

«Зелёная лампа» [491]

Общество «Зелёной лампы» совершенно не привлекало внимания историков нашей общественности; им интересовались только биографы Пушкина, столкнувшиеся с фактом значительного влияния этого кружка на творчество и склад мировоззрения поэта. Об этом влиянии свидетельствуют неоднократные упоминания поэта о «Зелёной лампе», а главное — ряд поэтических произведений, связанных между собой с внешней стороны тем обстоятельством, что они имеют в виду членов этого кружка, а с внутренней единством тем и настроений. Но вопрос об истинных задачах и о действительной деятельности общества «Зелёной лампы» окончательно не решён. П. И. Бартенев[492] на основании устных сплетен пустил в ход версию об оргиастическом направлении кружка «Зелёной лампы»; П. В. Анненков, очень щекотливый и строгий в вопросах нравственности, подхватил версию П. И. Бартенева и утвердил её своим авторитетом. Вот его рассказ о «Зелёной лампе». «Какие разнообразные и затейливые формы принимал тогдашний кутёж, может показать нам общество „Зелёной лампы“, основанное Н. В. Все<волжски>м и у него собиравшееся. Разыскания и расспросы об этом кружке обнаружили, что он составлял, со своим прославленным калмыком, не более, как обыкновенное оргиаческое общество, которое в числе различных домашних представлений, как изгнание Адама и Евы, погибель Содома и Гоморры и проч., им устраиваемых в своих заседаниях (см. статью г. Бартенева „Пушкин на юге“), занималось ещё и представлением из себя, ради шутки, собрания с парламентскими и масонскими формами, но посвящённого исключительно обсуждению планов волокитства и закулисных проказ. Когда в 1825 г. произошла поверка направлений, усвоенных различными дозволенными и недозволенными обществами, невинный, т. е. оргиаческий характер „Зелёной лампы“ обнаружился тотчас же и послужил ей оправданием. Дела, разрешавшиеся „Зелёной лампой“, были преимущественно дела по Театральной школе»[493].

С лёгкой руки Бартенева и Анненкова легенда об оргиазме «Зелёной лампы» внедрилась в пушкинскую литературу и долгое время повторялась писавшими о Пушкине. Влияние этого общества признавалось в высшей степени отрицательным и вредным. Правда, исследователи, искавшие фактических подтверждений, должны были взвесить тот факт, что и Бартенев, и Анненков, всегда очень точно указывающие свои источники, в этом случае оперлись на тёмные «расспросы и разыскания» у лиц, нам неизвестных. П. А. Ефремов особенно резко отзывался о россказнях Анненкова и ссылался на протоколы «Зелёной лампы», с которыми он мог в своё время познакомиться.

В своём исследовании об Я. Н. Толстом (1899 г.) Б. Л. Модзалевский также отказался довериться огульной оценке П. В. Анненкова[494]. В последнее время П. О. Морозов и А. Н. Веселовский[495] пытаются окончательно разорвать с легендой о «Зелёной лампе». Казалось бы, на этот кружок начал устанавливаться в специальной литературе надлежащий взгляд. Тем неожиданнее и тем печальнее было встретить в книге В. Сиповского (Пушкин. Жизнь и творчество. СПб., 1907, с. 110) возвращение к старому взгляду и даже усугубление его.