Первенцы русской свободы

А из всех его писем, хранящихся при этом деле, это — самое интересное и важное как вообще для истории масонства, так и специально для истории кишинёвской ложи. При этом письме секретарём был отправлен ряд документов, необходимых для возникающей ложи, и целая «литература», которой должна была она руководствоваться. В самом письме секретарь обращал внимание новых братьев на особенно важные пункты «Уложения ложи Астреи», подчёркивал необходимую формальную обрядность и, наконец, давал счёт тем денежным уплатам, которые должна была сделать новая ложа. Уже из этого краткого перечисления можно видеть, как любопытно это письмо, сохраняющее для нас столько живых данных для бытовой истории масонства. Но кроме всех этих подробностей, мы читаем следующее: «Les travaux d’une Loge nouvellement fondée faits avant son installation ne pouvant être regardés d’après le N 154 du Code que commeprovisoirs et restant seuls lorsque l’installation n’a pas lieu, la Grande □ Astrée aurait déjà dans sa séanse du 17 septembre nommé un frère pour effectuer l’installation de Votre atelier, si elle aurait su sur qui fixer son choix; je suis par conséquent anthorisé le Très Jll. Gr. Maître de Vous inviter à nous indiquer quelques frères distingués soit de Votre atelier, soit de quelque autre □ régulière réconnue par Vous Comme telle, pour cette honorable charge afin que la Grande □ puisse sans déelai procéder à la nomination de Votre installateur en lui envoyant les pleinpouvoirs et les instructions nécéssaires. D’après les §§ 151 et 153 un seul frère pourra souffire pour répresenter la Grande □ Astrée pour cet acte.

Le Très Jll. Gr. Maître Vois fait proposer comme Candidats pour Représentant de votre atelier les T. T. R. R. ffs Augustin Prévôt de Lumian, Charles Ritter, Romain Mouin et George Hodenius parmi lesquels Vous pourrez choisir; ce sont tous des frères très respectables qui sont bien dignes de Votre confiance»…[532]

Параграф 154-й Уложения, на который ссылается секретарь, гласит следующее: «Прежде нежели которая Ложа будет таким образом принята, производимые ею работы почитаются временными и остаются недействительными, если принятие не совершится, потому что каждая ложа уже после принятия своего вносится в список Великой Астреи».

Таким образом 13 октября 1821 года у ложи Овидия не было ещё ни представителя в совете Великой ложи, ни инсталлятора.

На это письмо от 13 октября кишинёвские братья должны были ответить указанием того брата или братьев, которые должны были инсталлировать ложу; на их ответ Великая ложа должна была прислать или самих лиц из Петербурга или же полномочия и инструкции бывшим на месте. Нужно сообразить, сколько времени потребовали бы эти сношения, а в конце ноября Пущина уже потянули к допросам и Инзов и Киселёв. При отсутствии дальнейшей переписки и, приняв в соображение вышеуказанное, можно с достоверностью заключить, что так инсталляции и не произошло. Следовательно, Инзов имел право донести, а Пущин утверждать, что масонской ложи в Кишинёве открыто не было. Записка его к Киселёву, в которой он объясняется по поводу своего масонства, нам неизвестна, но уже из того изложения, которое даёт Киселёв в своём донесении П. X. Витгенштейну, можно видеть, что Пущин изъявлял готовность свою отказаться от всякого участия в учреждении или существовании сих лож. У Пущина с Киселёвым речь, очевидно, шла о приготовлениях к открытию, а не об открытой уже ложе.

Конечно, то или иное решение этого вопроса имеет больше цены для историка масонства, чем для историка общественности. Для последнего то же значение сохраняют и бывшие предварительные совещания и собрания кишинёвских братьев, хотя бы, по Уложению Великой ложи Астреи, они и почитались временными. Но дело в том, что пока, кроме выяснения фактических дат и фактических событий истории кишинёвской ложи (а для этого то или иное решение верно приобретает известную цену), исследователи ничем другим не занимаются. Догадки о том, что именно в этой ложе казалось столь антиправительственным Пушкину, остаются только догадками: разгадку же свою они найдут в изучении пёстрого состава ложи; для этого же изучения материалы найдутся и в наших архивах, и в источниках западных.

Задача нашей заметки — остановить внимание исследователей на материалах, от которых оно могло бы ускользнуть по тем простым соображениям, что эти материалы могли показаться уже использованными после работ Н. К. Кульмана и В. И. Семевского.

Из семейных воспоминаний о кишинёвской жизни Пушкина [533]

«Всё, что я лично знаю о жизни великого русского поэта, относится к 1820—1823 годам и пересказано мне моей тётушкой, покойной Екатериной Захарьевной Стамо, родной сестрой моего отца Константина Захарьевича Ралли, который умер, когда мне едва минуло 7 лет и которого я очень мало знал.