Первенцы русской свободы

Люби людей, дай руку им в пути,
Они слепцы, но, друг мой, наше дело
Жалеть о них и ношу их нести.
Нет, не карай судом и приговором
Ошибки их. Ты знаешь, кто виной,
Кто их сковал железною рукой
И заклеймил и рабством, и позором[296]

.

Сила религиозного чувства поддерживала идеализм в сердцах осуждённых и помогала им переживать все невзгоды жизни, а у Раевского было ещё одно утешение. У него была почти мистическая вера в то, что его дети посвятят свою жизнь служению высоким думам и страстям, и их жизнь станет непосредственным продолжением жизни отца:

Бог видел всё… Он труд мой освятил…
Он мне детей, как дар святой, заветный,
Как мысль, как цель, как мира ветвь, вручил!
Итак, мой друг, я волей безотчетной
И мысль, и цель тебе передаю.
Тот знает их, кто знает жизнь мою[297]

.

В представлениях Раевского между жизнью его детей и его загробною участью существует таинственная связь. Конец его послания к дочери — этого завета ей — грозное и мистическое откровение:

Когда я в мир заветный отойду,
Когда меня не будет больше с вами,
Не брошу вас, я к вам ещё приду —
И внятными, знакомыми словами
К отчёту вас я строго призову.
От вас мои иль вечные страданья,
Иль вечное блаженство — всё от вас!
Исполните надежды и призванье —
И труд земной пройдёт, как день, как час,
Для нераздельного небесного свиданья[298]

.

Возвращение декабриста. В. Ф. Раевский в 1858 году [299]

<…> Вот эти записки.

«После шестилетнего крепостного заключения, в 1828 году, приехал я в Иркутск в ссылку. Из Иркутска отправлен на поселение того же округа[300] в с. Олонки, где пробыл 30 лет. Высочайшим приказом 1856 года возвращено потомственное дворянство мне и детям моим, рождённым в Сибири, с дозволением возвратиться в Россию, кроме двух столиц: Москвы и Петербурга. Я долго думал, рассчитывал средства, я слишком сроднился с Сибирью: здесь я женился, у меня было 8 человек детей — 5 сыновей и 3 дочери. Две старшие дочери были замужем за чиновниками; старший сын был сотником Забайкальского войска, адъютантом генерала Корсакова, второй сын служил в Главном управлении Восточной Сибири; третий — юнкером в артиллерии; два младших в иркутской гимназии. Мне хотелось взглянуть на Россию. Я не видал её 36 лет, т. е. считая 6 лет крепостного заключения и 30 лет ссылки в Сибири. Мне хотелось увидеть моих родных сестёр[301], которых я знал, когда они были детьми на руках у нянек, посмотреть отцовский дом, в котором я родился и вырос, Москву, Петербург, и, наконец, в 1858 году я решился…