Первое апреля октября

«Сама ты простиматерь», - равнодушно отвечает на такие обвинения Зоя Германовна, которая пенсионерку Яшкину закономерно не любит.

Жилец Волосков из второго подъезда всё время намекает Зое Германовне, что на Васе можно неплохо зарабатывать и иметь стабильный доход, и предлагает помощь в открытии бизнеса. Деньги можно брать, говорит он, как за показ Васи народу, так и за его лечебный глаз. Зоя Германовна отказывается и прячет в декольте тихую улыбку. Вася грустно смотрит на Волоскова третьим взглядом, но тот всегда успевает задвинуть душу подальше.

Примерно раз в отчётную декаду под окнами Зои Германовны собираются активисты общества защиты животных и Гринпис. Они скандируют лозунги и требуют выпустить Васю на волю, в дикую природу. Зоя Германовна с ними ругается и говорит, что в дикой природе Васе нет места - он там просто не выживет. Когда зарвавшиеся активисты пытаются превысить полномочия, она звонит участковому Сидоренко. Участковый Сидоренко, который питает к Зое Германовне нежные чувства (чем он их питает неизвестно, но на вид они очень упитанные), прибывает и проводит разъяснительную работу. Активисты, пошумев для порядка, быстренько сматывают лозунги и теряются в по-зимнему урбанистическом пейзаже нашего двора.

Так продолжается довольно долго, до самой весны. Весной Вася заболевает, хиреет, а потом и вовсе неожиданно исчезает. Зоя Германовна с заплаканным лицом бегает по двору, увязая в снежно-грязевой каше, и спрашивает всех, не видел ли кто её мутанта. Никто не видел, и я — тоже. То же самое я говорю и участковому Сидоренко, который со строгим лицом опрашивает жильцов и записывает всё сказанное в протокол.

Я им ничего не скажу. Я никому не скажу, что Вася ушёл в спячку до следующей зимы. Его оранжевый нос и три угольно-чёрных глаза хранятся у меня в холодильнике, в полиэтиленовом мешочке. А шапка стоит в кладовой. Только вчера я отчистил её от ржавчины и запаял старую дыру. Я уже и обновку Васе купил — в углу прихожей дожидается сезона новенькая пластиковая метла за двести шестьдесят пять рублей пятьдесят копеек.

Вася вернётся следующим декабрём, обязательно. То-то все удивятся!

Девять

1

Она приходит ко мне каждый день. Белая в белом, а во лбу — звезда, излучающая надежду. Это та звезда, увидев которую, я, усталый волхв, должен подняться и идти навстречу.

Всегда долгожданная, Она пребывает со мной подолгу, но всегда не так долго, как мне хотелось бы. А мне бы хотелось вечности, неразделимой на отдельные мгновения. Или разделённой — чтобы иметь возможность прочувствовать каждый миг Её пребывания рядом.

Мне нравится лучистая звезда, ало рдеющая над локоном, упавшим на лоб.

Я знаю, это дева Мария. Ах, если бы ещё моё знание было истиной!

Мы с Ней вдвоём в бесконечности ничего...

Однажды остального мира просто не стало. Я не помню, при каких обстоятельствах это случилось, но мира больше нет. Какой апокалипсис мы с ней пережили?

И Куда Она ко мне приходит?

Никуда. Она просто приходит ко мне. Каждый день. Каждый год. Каждую жизнь. И не знает, что я жду Её и умираю от бесконечного ожидания, и боюсь умереть прежде, чем увижу Её ещё раз. Ведь всё, что у меня есть, всё, что мне осталось — это Она.

Она — воздаяние. Но за что мне такая награда, я не ведаю. Она ниспослана мне за нечто, чего я так и не совершил. Должен был совершить и не совершил.

2

Весела, улыбается и много говорит. Я знаю, что Она рассказывает мне о будущем. О том будущем, в котором настоящее уже не будет столь пасмурно и беспросветно. О том будущем, где воспоминание о прошлом станет вызывать лишь улыбку — добрую, сентиментальную и немного грустную. Да.

Мне легко поверить всему, что Она скажет, потому что я точно знаю: Она неспособна обмануть. Каждое Её слово обязано быть правдой, от начала до конца, потому что иначе всё теряет смысл. Даже жизнь.

В тех травах, в которых мы с Ней идём, в том воздухе, который вдыхаем, разлита благость единения и трепетного ожидания чуда. Мне так хорошо с Ней!

И так плохо без Неё.

3

Много звуков. Они очень слабы, потому что приносятся из дальнего далека и ничего не могут сказать уху. И света тоже много. В мерцании зарниц Её лицо несказанно тревожно, и, как мне кажется, Она чего-то ожидает. И боится того, что ожидаемое случится.

Я утешаю, но Она, кажется, не слышит меня.

И тогда я кричу от боли, от невозможности сказать Ей всё.

А что ещё я могу для Неё сделать...

4

Иногда, мне кажется, я вижу как Она плачет. Но когда Её рука касается моего горящего лица, - это как прикосновение нежданно тёплого родника, смывающего с души накипь непонятной тоскливой грусти. И тогда я не знаю, плакала ли она. Или это мои собственные всхлипы и стоны.

Да нет же, какая глупость!

С чего бы это?

Милая, милая, что с нами случилось? И отчего случилось так неправильно?! Какие препятствия встают между нами? Горы тают в сизой дымке далеко на востоке — им не до нас. Ветер — наш союзник. Невидимое солнце согревает.

А радости — нет. И что-то гнетёт душу и тело, прижимая к земле.

5