Первое апреля октября

В животе что-то задрожало, засвербило ожиданием смерти. Запах мокрого асфальта, прелой листвы и бензиновых выхлопов, залетавший в форточку с ветром, хорошо гармонировал с ощущением близкой смерти. И в то же время жутко контрастировал с её безысходностью. Ведь за осенью обязательно, рано или поздно, придёт весна. Фил очень любил весну. Особенно теперь.

- Не убивай меня, Тони! - прошептал он. - Клянусь, я...

- Тш-ш-ш, - перебил его визави, приложив ствол револьвера к губам — вместо пальца — и прислушиваясь. - Дождь прибавил.

Дождь действительно зачастил, гулко забарабанил в карниз, заплевал окно. Кажется, он решил скоротать ночь в этом городе смога и палой листвы. А сигнализация брошенного Бьюика так и гудела уныло сквозь дождь. Хозяин пьян, сидит в пабе, уронив голову на руку, и спит. А может быть, его кончили где-нибудь в переулке — сунули в шею «бабочку». Здесь это просто. В этом городе ветра и скорой зимы...

Верхний ящик стола был чуть выдвинут. Фил не успел открыть его до конца — Тони появился слишком внезапно. Там, в ящике, холодел одиночеством пистолет. Уже несколько раз за последний час пальцы Фила мелко подрагивали, готовые метнуться к ящику, выдвинуть его одним рывком, вцепиться в прохладную удобную рукоять, согреть пистолет своим теплом, распалить его жаром выстрела. Фил представлял, как падая со стула за тумбу, взводит курок и стреляет, стреляет раз за разом в силуэт напротив. Он успеет. Он должен успеть. Когда Тони положил револьвер на стол и потянулся за портсигаром, Фил почти готов был сделать это. Но он привык просчитывать шансы. Шансов было очень мало. Ведь тысячу раз говорил тебе, чёртов увалень: нужно меньше есть, стряхнуть с себя это безобразное пузо...

Эх, стряхнуть бы ещё годы!..

- У меня будут проблемы, - произнёс Тони, обращаясь скорее к своему револьверу, чем к собеседнику.

- А?

- Вот что Фил... Сделай для меня одну вещь.

- Конечно. Тебе нужны деньги? - оживился Фил. - Укрытие? У меня и работёнка для тебя найдётся, хе-хе...

Тони усмехнулся, помотал головой.

- Ты сказал полтора года? - произнёс он и ящерица на его щеке дёрнулась, изогнулась.

Фил громко сглотнул непослушный шершавый комок, застрявший в горле. Кашлянул.

- Обещай мне Фил, поклянись мне, что самое большее через полтора года тебя не будет на свете. Обещай, что умрёшь.

- Тони, дружище, ты же знаешь, я...

- Тише! Тише, Фил, не говори так много лишнего. Скажи только: Тони, через полтора года я сдохну и меня больше не будет на этом грёбаном свете.

- Тони, я... Боюсь, что да.

- Если рак не приберёт тебя к тому времени, ты сам всё сделаешь. Ты убьёшь себя, хорошо?

- А?.. Да... Да, я...

- Хорошо. Я поверю тебе, Фил.

- То есть... ты...

Тони поднялся. Надвинул шляпу пониже на лицо. Сунул руки в карманы плаща.

- Напоследок, Фил, - сказал он, вздохнув и покашляв. - Напоследок...

- Да..?

- Ты всегда был порядочной мразью.

- Тони, я...

- Даже в юности, наверное. Но ты был мне другом. Когда-то. И Деззи... Глупышка Деззи любила тебя.

Фил поник, замер, уставившись остекленевшим в ожидании взглядом на пол под ногами.

- Прощай, Фил.

Сидящий вздрогнул, словно вместо «прощай» получил пулю, которой ожидал с таким страхом. Всхрапнул что-то неразборчивое.

Тони кивнул, не глядя на свою несостоявшуюся жертву.

- У тебя максимум час, Фил. Через час тебя не должно быть в городе.

- А?.. Да, я понял. Да.

Тони снова кивнул и быстро пошёл к выходу из кабинета. Остановился перед чёрной дверью, чтобы погладить пальцами бронзовую витую рукоять.

Он не услышал, как глухо, почти неслышно стукнул ящик стола. Как сухо щёлкнул курок «Ругера».

- Тони, - позвал Фил.

- М? - Тони отпустил ручку, повернул голову чуть назад. Ящерица на его щеке шевельнула хвостом — это прокатился под щекой желвак.

- Спасибо тебе, - сказал Фил.

И нажал на спуск...

Через полтора часа он задумчиво смотрел на скрывающиеся за горизонтом городские огни, через окно «Боинга», который уносил его по дождю во Франкфурт. И никак не мог избавиться от вони дешёвого вьетнамского табака, пропитавшей пиджак — от этого запаха прошлого, которое он убил сегодня во второй, кажется, раз.

Хитрый стул

«Безумие — это реальность, которая существует вне нашего восприятия»

Он опять, опять обманул меня! Он хитер, да, он дьявольски хитер! Когда я так неожиданно оглянулся, он скромно стоял позади меня — старый венский стул красного дерева, изготовленный мастером Берле Якобсоном из Эгрё в 1877 году. Он просто насмехается надо мной!