Оставив в стороне патриотический посыл данного текста, составленного в первой четверти IX века, и предоставив другим исследователям обсуждать достоверность его предполагаемого источника[629]
, можно задаться вопросом о том, какова была природа власти Артура и ему подобных личностей. В «Истории бриттов» Артур — не король, а военачальник, который сражается вместе с королями или за них. В отличие от тиранов из сочинения Гильды и пиратских предводителей из «Англосаксонской хроники» и «Ирландской хроники»[630], правивших землями, которые они завоевали или унаследовали, Артур представлен исключительно как полководец, ведущий военные кампании в разных местах. У него нет ни «говорящей» генеалогии, ни «своей» территории, поэтому его нельзя ставить в один ряд с потомственными тиранами Гильды. Его карьера (если она реальна) лучше вписывается в систему военного командования последних десятилетий империи, чем в структуры власти, сформировавшиеся к началу VI века. Историческая память о нем как о командире, ведущем войска бриттов к победе с кличем «аллилуйя», с большей вероятностью могла бы сохраниться в хронологическом фрагменте неннианской компиляции или в Житии Германа[631]. Артур — современник Амвросия и Виталина кажется гораздо более реалистичной фигурой, чем Артур — современник военных вождей первых трех десятилетий VI века, которые были не только предводителями воинских отрядов, но и так называемымиВластители обширных территорий сталкивались с определенными трудностями из-за того, что подчиненных им местных правителей и подданных становилось все больше, а расстояния между резиденцией повелителя и локальными центрами сбора подати увеличивались. Система покровительства успешно работала в небольших областях, благодаря тому что реализовывалась напрямую. Подданные (воины/ земледельцы) находились рядом со своим господином, исполняли работу у него в доме, отдавали своих детей на воспитание в его дом, сражались как члены его комитата. Он устраивал для них пиры и защищал их, пользовался плодами их трудов, судил за проступки и вознаграждал за преданность, даровал им славу и трофеи в битве и почести в смерти.
В больших владениях, включавших много виллов или несколько широв, дистанция между повелителем и его подданными росла. Они видели своего господина реже, подати надо было собирать с учетом расстояний и сроков — и все это имело свои социальные последствия. Археологи находят свидетельства того, что едва наметившаяся в V веке социальная дифференциация, на которую указывает появление домов более сложной конструкции и более богатых захоронений, становится намного более явной и структурированной в ходе следующего столетия. В таких поселениях, как Макинг и Вест-Стоу, где поначалу иерархия существовала только внутри общин домочадцев, некоторые семейства постепенно возвышаются над соседями — возможно, за счет того, что им удалось удачно вписаться в многоступенчатую систему расширившихся территориальных владений нового «верховного» повелителя. В Каудриз-Даун (Cowdery’s Down) в Гемпшире и Пенниленде (Pennyland) в Букингемшире (где имеются различные культурные слои, начиная с бронзового и железного веков) при раскопках культурных слоев VI–VII веков были обнаружены следы нетипичных «длинных домов» более сложной конструкции, отличающихся, в частности, наличием деревянного настила на полу и перегородки в одном или обоих концах дома. Некоторые дома перестраивались несколько раз на протяжении этого периода, и каждый раз их площадь увеличивалась почти вдвое[633]
. От той эпохи не осталось ни дневников, ни писем, ни учетных книг, по которым мы могли бы нарисовать портрет преуспевающего семейства Пастон[634] VI века. Тем не менее в житиях святых, а также в законах и грамотах VII века нам предстает общество с четко выстроенной иерархией, основу которого составляли общинное право, традиции и экономическая необходимость; общество, где нарушителей ждало суровое наказание, а также — что было, возможно, еще страшнее — бесчестье и изгнание: потеря покровительства господина.