Первое правило диверсанта

Значит, город все-таки есть. В этом они уверены. Значит, и слухи о нечисти тоже они распускают. И вдобавок что-то там химичат в каких-то лабораториях. Я вспомнил напавшего на меня полуразложившегося гада, и тяжелая муть поднялась от желудка к горлу. Я невольно потянулся к кружке и сделал глоток остывшего безвкусного чая. Вспомнил, что на том, не то человеке, не то примате, были военного образца ботинки и обрывки амуниции. И от мысли, над каким они там материалом экспериментируют, меня замутило еще сильнее. Это же… это… Нет, в голове не укладывается, чтобы руководство ГГО было в курсе происходящего и уж тем более само в этом завязано по уши.

Но открывшаяся правда не столько потрясла меня, сколько обезоружила, лишила главного, что наполняло без остатка мои дни.

А что там было о егерях? Фанатики. Так было сказано в письме. Неудобные фанатики. Вот вся благодарность Главной Государственной Общины за пролитые ради нее кровь и пот. И главное, кого-то из егерей приготовили на заклание. Не знаю, кого именно, но меня все равно замутило от отвращения к самому себе, что я, пусть и не зная того, способствовал замыслам против своего товарища. Надо же быть таким ослом!

Только теперь, когда прочитанная переписка власть предержащих раскрыла мне глаза на реальное положение дел, понял, что уже ничего не удерживает меня на службе. Все, поишачил и хватит. С голоду не пропаду.

Как ни старался бодриться, на душе все равно будто кошки скребли. Такое ощущение, что отобрали что-то родное и очень любимое, к чему был привязан. Еще бы: когда вырывают сердце — отбирают жизнь. Вот и у меня, отобрав полжизни, отданной службе в клане егерей, украли половину сердца. Смысл жизни, все, ради чего я столько трудился и терпел лишения, обернулось обманом. Выдрав листок из книжки, присвоенной в архиве «комитета», свернул самокрутку и закурил. Делая короткие затяжки, улегся. К концу бумага загорелась, раздавил окурок между ладонями, обожгло — несильно.

Еще долго размышлял в клубах оседающего дыма о превратностях судьбы, строя планы на отмщение и грозя всей верхушке различными карами небесными. Незаметно для себя я погрузился в глубокий сон. Мне даже что-то привиделось: туманное будущее, в котором все злодеи будут наказаны по заслугам, а я, и еще множество честных, но забитых жизнью людей идем к светлому «завтра». Дорога эта была широка и длинна, а мы шли посредине под лучами солнца, почему-то вдруг ставшего другом, ярко освещающим путь. Затем мы спускались по бетонным ступенькам, круто уходящим вниз. Мы свободно вышагивали, не боясь никого и ничего, зная, что впереди ждет светлая и счастливая жизнь…

Проснулся я от странного шума; будто кто-то волок кусок ржавого листового железа по асфальту. Сначала я подумал, что это сработала моя ловушка, тем более что через щель в ставнях брызнул яркий свет. Намотав брезентовый ремень автомата на руку, я прицелился в дверь и приготовился к худшему.

Опять вспыхнуло.

И через несколько секунд ударило с такой силой, что в затихающем отзвуке я различил, как сыплются на землю остатки стекол из соседнего здания. Зашуршало по кровле и стенам, и вскоре влага просочилась внутрь моего убежища. Потекло и закапало.

Это шел сильный дождь.

С громом и молниями.

Редкое и долгожданное явление в наших краях. Видимо, утренняя молитва прихожан Солнцедарной Церкви принесла чаемые плоды; жаль, не было под рукой домашнего портвейна, чтобы принести достойную жертву.

Я не мог пропустить это.

Выскочив на улицу и подставив лицо под теплые истекающие с неба струи, наслаждался редким ощущением; когда воды много и не надо думать о ее экономии.

Хотя кое-кто и утверждал, что дождь таил в себе опасные вещества, мне сейчас не было до этого дела. Аккуратно затвором вниз положил автомат на ботинки и быстро скинул с себя промокшие насквозь куртку и майку. Я стоял, омываясь, словно под душем: благодатное чувство после длительной засухи. Казалось, что дождь не только смывал с тела грязь и пот, но и прочищал душу и мысли, закопченные и запыленные в бесконечных путешествиях по Древнему городу.

Вернувшись к ночлегу чистый и обновленный, вспомнил привидевшийся мне сон. Каменные ступени, вырубленные в монолите скалы, и шуршащие по ним бесчисленные ступни страждущих. Чувство «что это уже было», неожиданно захлестнуло меня с головой: вспомнил бомбоубежище в здании «комитета». Упоминание о некой карте в письме к Анатолию Ивановичу и самоубийственное стремление двух незнакомцев из заводской общины к центру города. Некие колесики и пружинки провернулись в моей голове, что-то щелкнуло, и… все сложилось в определенную картину: где-то существует гипотетический проход, ведущий куда-то. Стали понятны суетливые движения, замеченные в Древнем городе в последнее время: кто-то что-то усиленно искал. Ко всему этому можно было привязать повышенную активность мутантов и, если верить письму, квазимутантов. То, что за всем этим стояли власти ГГО, я уже не сомневался. Поэтому о возвращении на службу не могло быть и речи.