Читаем Первое российское плавание вокруг света полностью

Хотя уже известно и многократно повторяемо было, что почти все песни диких народов и даже некоторых менее просвещенных жителей Европы, состоят в бемольных тонах, но при всем том сие замечание кажется несколько странным, и я не мог получить на оное удовлетворительного объяснения (см. прим. 2). Самое же странное и наиболее всего выражающее свойство жителей островов Вашингтона и Мендозы есть то, что сия народная их песня состоит не в полутонах, как то я принужден был показать, потому что наши нотные знаки далее не простираются, но четверть тонами возвышается и упадает, или лучше сказать восходит; и тогда только возвышается от e до g в малой терции, когда нисходит, хотя и весьма редко до диса.

Оная поется тенором, или октавами юношами, коих голос еще не достиг сей степени (весьма же редко женщинами). Перебор оной весьма протяжен, глух, единозвучен и жалостен; изменяется так, как наше хорное пение, и весьма похож на служебное Кириелейсон, отправляемое в некоторых церквях Германии, или на столповое пение монахов. Несмотря на сие однообразное ведение голоса, слышны все начала четверть-тонов, и столько же должно удивляться тонкому слуху диких народов, сколько доселе удивлялись их острому зрению, хотя до сих пор путешественники сего и не замечали. При каждом отделении, здесь паузою



означенном, останавливаются певцы на несколько секунд, и нисходят особенным образом, коему можно подражать на балалайке, постепенно понижающимся тоном из последнего выдержанного тона до е: что я выразил здесь чертою:



Даже и сие свойство, что сему грубому и дикому человеку, в коем верно нет и ни малейшего признака просвещения, нравится маленькая терция. Разве сии тоны суть наилегчайшие и способнейшие для гортани. Я сего не думаю, и не знаю, откуда происходит сие явление.

Я заметил, что все песни русских матросов выходят из бемолей и склоняются к кварте так, как здесь к терции. Но оные имеют иногда переход и в дур, однако не более, как чрез два или три такта опять возвращаются к бемолю. А как сии русские песни имеют разные напевы (гармонию) и даже скорый перебор, вообще же показывают более музыкального духа и сведения, то бемольный голос оных и не делает печального и унылого впечатления. А в песнях людоедов сие-то и находится в высочайшей степени, особливо же когда они сопровождаются звуками барабанов а биением в ладоши, и слушаешь оные издали.

Есть также в них что-то ужасное, могущее довести дух до отчаянии. Кажется, что слышишь свое надгробное пение, причем сии сильные глухо-звучные удары, продолжающиеся целыми тактами, выражают наипечальнейший звон колокола при погребениях. Целую ночь, которую сии, невидимому, добросердечные люди, во угождение мне проплясали, провел я в неописанном мучении, единственно для того, чтоб узнать нечто о состоянии их музыки. Но сии дикие бывают при всем том весьма веселы и забавляются пляскою, состоящею в грубых, неловких и неправильных прыжках, причем они с распростертыми руками делают попеременно довольно скорые и медленные движения. – Я срисовал сих островитян. Они рослы, стройны и очень добросердечны, хотя и пожирают с жадностию своих неприятелей. Голова у них вся обрита, исключая виски.

Сии два клочка из волос связываются снопиками. Цветом они немного темнее европейцев. На всю кожу наводят они пятна (тутавуют) разными правильными изображениями, похожими на арабские и этрусские фигуры. Таковые же изображения видны и на их лодках, ходулях, дубинах и надгробных. Цвет пятен голубоват. Кажется, я довольно точно изобразил народную физиономию и их приемы. Таким точно образом сидели сии дикие и зевали на нас, когда мы в первый раз к ним прибыли. Ходят они совершенно нагие, а сии наведенные на кожу знаки служат им как бы одеждою. Они удивительным образом ловки во всяких телесных движениях, как то: в бегании, бросании из праща, носке тяжестей и во всяких телесных испытаниях силы. Целые дни проводят они на море и плавают без наималейшей усталости.

Примечание 1: Бегство изображено словом Тя-ма-а, что значит летающая рыба (Exocetus volitans L.), которая, как известно, подымается из волн великими стадами, для избежания своего неприятеля, бонита (Samber clamys), который однако ж выскакивает за оною более, чем на аршин из воды и часто ловит ее, так сказать, на лету.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное