Первое житие святого Антония Падуанского, называемое также «Легенда Assidua»

Агиограф представляет Антония решительным, мужественным, постоянным человеком, в любых жизненных ситуациях твердым, как алмаз. Различные преграды, возникающие на его пути, Антоний умеет преодолевать, не теряя присутствия духа. Самое трудное и непреодолимое препятствие – физическая немощь. С ней он впервые сталкивается в Марокко зимой 1220–21 гг., до этого, видимо, святой отличался крепким здоровьем. От автора жития мы узнаем, что Антония постигла тяжелая и продолжительная болезнь – не уточняется, какая именно. То есть три-четыре месяца проповедник был прикован к постели. Ему ничего не остается, как отправиться на родину, покинув столь желанную землю сарацин (6, 2), в надежде восстановить хотя бы телесное здоровье (6, 4). На Сицилии он немного окреп, и уже в конце мая мы встречаем его на генеральном капитуле в Ассизи, одиноким и молчаливым. Никто из провинциалов не берет его с собой лишь потому, что считают его ни на что не годным юношей.

В повествовании о плодотворной, но изнурительной миссии в Падуе в 1231 г. вновь встает вопрос о здоровье святого: был от природы человеком тучным и к тому же страдал от продолжительной болезни (11, 7). Тучность, «естественную», по мнению современников и спутников, автор расценивает как препятствие, с которым Антонию приходилось бороться, возможно, годами; о болезни не сообщается ничего определенного, кроме временных рамок – продолжительная. В целом Антоний был крепким человеком и, не желая лечиться, продолжал работать в прежнем ритме.

Последний приступ болезни, сведшей его в могилу, он встречает, сохранив ясность мысли, у него хватает душевных сил распоряжаться своей судьбой, а не полагаться на ход событий. Он невозмутим и остается главным действующим лицом повествования даже на пороге смерти, беспокоясь лишь о том, чтобы не доставить хлопот братьям.

Мы видим, как в суровейшей аскезе ковалась неодолимая стойкость святого. В юности его настойчивее, чем это обычно бывает, мучило плотское вожделение. Он не терял самообладания и, победив слабость человеческую (3, 2), противостоял похоти. О подвигах, достойных древних анахоретов, мы читаем в повествовании о том, как Антоний подвизался в скиту в Романье, когда порой по зову колокола, обессиленный умерщвлением плоти и постом, не мог самостоятельно вернуться в общину и братьям приходилось поддерживать его (7, 10). Однажды ночью, в Великий пост, он, задыхаясь, проявил удивительную храбрость: призвав имя Преславной Девы, осенил лоб знамением животворящего креста (12, 3), а потом с рыцарской отвагой открыл глаза и увидел бегство сатаны.

Стойкость он проявляет и в переутомлении, вызванном чрезмерной работой и рвением на ниве евангелизации. Он не позволяет себе расслабиться, как замечает агиограф; довольствуется скудной пищей; отдает себя без остатка, ведь им движет неукротимая ревность о душах. На страницах, повествующих о жизни подвижника в обители Пресвятой Богородицы, не появляется образ настоятеля, который, проявив заботу о сохранении здоровья собрата, попросил бы его умерить свой пыл и защитил бы от натиска толпы; это довольно странно и наводит на мысль, что гвардианом падуанского монастыря, возможно, был сам Антоний.

2. Покой, способствующий созерцанию (15, 5)

Страстная любовь к «блаженному уединению» была довольно распространена на заре харизматического движения кающихся из Ассизи. Бегство от царствующих в суетном мире и порабощающих человека лжи и расточительства, с целью наполнить свою жизнь бескомпромиссной искренностью и свободой, возрастать в дружбе с Богом, отказаться от «эго» – вот к чему стремится Антоний, разделяя идеал собратьев по Ордену.

Красной нитью через трактат проходит диалектика антитезы и взаимодополняемости «мира» и «одиночества», апостольской деятельности в народе и созерцательного безмолвия в скиту. Тема «бегства» от навязчивых светских развлечений звучит уже в 3, 3: повседневный мир все более докучал ему… опасаясь, как бы не прилип случайно к нему прах земных удовольствий. Разочарование толкает к первому шагу: Фернандо уединяется в обители каноников св. Викентия. Однако из-за постоянных визитов друзей становится трудно быть рыцарем Господа в безмолвии, юноша решает раз и навсегда порвать со всем, что напоминает о прошлой жизни, и переезжает в далекую Коимбру, из любви к плодотворному безмолвию (4, 1).