Первое житие святого Антония Падуанского, называемое также «Легенда Assidua»

Агиограф изложил житие и деяния брата Антония и представил читателю свой Трактат о чудесах (30, 1) к похвале и славе Всемогущего Бога (1, 1). Дом, где родился Фернандо, стоит прямо, дверь к двери, у кафедрального собора (2, 3), воспитание будущего проповедника вверено духовенству (ibid 5) – все это не случайные совпадения, а знамения промысла Божия. За ними – действия Режиссера, так же, как и позднее, во время юношеского кризиса и выбора Фернандо, в желании юноши уйти из мира, преодолеть препятствия для того, кто духом уже устремился на путь Господень (3, 3).

Внимая рассказу о чудесах, совершившихся по заступничеству марокканских мучеников, Антоний исполнился крепости Святого Духа (5, 1), то есть загорелся жаждой мученичества по дару Бога, а не по своей воле. И хотя он переходит к миноритам с позволения настоятеля каноников и отправляется в Марокко, храня послушание им, Всевышний лично противостал ему (6, 3), потому что не там Антонию следовало принять мученичество, Бог уготовал ему иной подвиг. Антоний отправляется в Романью по воле Господа (7, 5); по небесному произволению приходит в Римини (9, 4); через него Господь наставил на путь истины еретика Бононилло (9, 6). Именно Бог дарует минориту благосклонность Понтифика и кардиналов во время его пребывания при папской курии (см. 10, 1). Он направил его в Падую Божественным Промыслом (11, 4), рассеял козни сатаны, и келья, где отдыхал святой, наполнилась небесным светом (12, 4). Кающиеся, теснящиеся у исповедальни брата Антония, утверждают, что привело их Божественное видение и Сам Господь повелел им исполнить всем, что посоветует человек Божий (13, 14).

Этим теоцентризмом[17] дышат все без исключения страницы жития. Божию попущению приписана даже угроза войны, нависшая над городом 13–17 июня, и, конечно, счастливое разрешение конфликта (24, 9–10). Бог совершает чудеса по молитвам Своего верного глашатая, Антония. Именно Он приостанавливает на некоторое время скоротечный процесс канонизации, чтобы показать, от Кого в действительности зависит официальное признание святости Антония церковными властями: дабы мы знали, что исполнение всех дел следует приписывать Его благодати (28, 3). Почитание и слава Антония сводятся к поклонению Всемогущему Богу (28, 14), Которому никто и ничто не может воспрепятствовать.

Естественно, столь настойчивый теоцентризм – не особенность Assidua, это присуще всей агиографической традиции. Неповторимым нам кажется собственно образ св. Антония, представленный в Assidua: он лишен психологической глубины, бесплотен (живя во плоти, но не по плоти 47, 6). Этот образ выкристаллизовался в результате упорного самоотречения и самопреодоления. «Я, мое» – не что иное как «материя», которую следует переработать и преобразить в живой и совершенный образ Бога. Такова искренняя и убедительная очевидность его абсолютного «бытия-ради-Бога», выходящего за пределы человеческих возможностей, дружба с Ним и очевидность «бытия-ради-спасения-братьев», смиренного и бескорыстного сотрудничества с Божественной благодатью вплоть до самопожертвования.

Говоря иными словами, перед нами диптих: Бог и Антоний. Пребывание solus cum Deo solo (один на один с Богом) и в некотором роде изоляция от сонма святых собратьев, не может не потрясти. Безусловно, это можно считать тонким литературным приемом, предназначенным для передачи богословской концепции автора. Он предпочитает крайне сдержанную религиозность, а не экзальтацию, поэтому проявлениям народного «благочестия» отводит более чем скромное место.

Связь с «Первым житием» Фомы Челанского

В некоторых пунктах Assidua подчеркивается ее родство с Vita prima Фомы Челанского (далее – 1Cel), но не менее важными представляются и расхождения обоих трактатов. В Assidua выявлены около ста заимствований из 1Cel, по большей части, вводные слова и словосочетания.