Первопроходцы

— И велел передать Зыряну, чтобы Митька строго пытал юкагиров о серебре. А если Бог даст удачу, обещал тем, кто найдет руду, такое государево жалованье, какого ни у кого на уме нет. И велел, оставив людей немногих, идти с Индигирки на реку Нерогу со всеми служилыми. Но коч Волынкина с торговыми и промышленными затерло льдами, он отправил Гришку Киселя с воеводским наказом в Олюбленское зимовье. Тот застал там только Лаврена Григорьева. Лаврен провел расспросы среди аманатов и понял, что на Индигирке серебра нет, а если есть, то где-то на Алазее или дальше. Гришка с муками добрался до Алазейского зимовья, но Зыряна опять не застал, — снова хохотнул Дежнев, окинув взглядом важно восседавшего десятника, а тот самодовольно ухмыльнулся.

— Мы с Ивашкой Ерастовым, сидя на Алазее, от своих аманатов не узнали ничего разумного. А среди зимы явился к нам беглый юкагирский князец Шенкодья со своим родом, сказал, что вы доплыли до Колымы и зимуете. Перед Пасхой, как окреп наст, с Алазеи на Колыму собралась идти ватажка этих вот торговых и промышленных людей, — Семейка указал на Афанасия Андреева. — Они в покруте у купца Гусельникова. Как услышали про серебро, так насели на меня, бедного, чтобы вез приказ воеводы к Митрию Михалычу Зыряну, а они бы меня проводили. Взяли мы у Шенкодьи вожей, пошли нартами и дошли за неделю…

Семен Дежнев перевел дух, вытер пот со лба. Зырян впился пристальным, злорадным взглядом в лицо Стадухина, чего-то ожидая.

— Отчего свое зимовье бросил? — спросил Михей так, будто весть о серебре и воеводском наказе его не заинтересовала.

— Напали юкагиры трех родов. Мы лучшего мужика, брата тойона, убили, взяли в аманаты его сыновей. Весной они собрались в пять сотен и осадили, — неохотно отвечал Зырян, опуская потускневшие глаза. — Две недели держали в осаде. Мы, отстреливаясь, сожгли свой порох, и тот, что Афонька принес, пошли на прорыв, пробились саблями и топорами, надумали идти к тебе. Скоро сюда приплывут торговые люди, купим что надо и пойдем искать Нерогу.

— Отчего бы торговым здесь быть? — удивился Михей. — Еще прошлым летом о Колыме знали только на Индигирке.

— Нынче приедут, — смущенным голосом заверил атамана передовщик Афанасий. — Все, кто на Яне и Индигирке зимовали, товар держат под ваших соболей.

— Да уж! — почесал затылок Стадухин, вскинул глаза на земляка: — И тебя на прорыве ранили?

— Слава Богу, в левую! — улыбнулся Дежнев.

— На тебе уже живого места нет — весь в ранах!

— Правая здорова! — Семейка тряхнул кулаком. — Я ей тойона Алая убил, потому колымцы от нас отстали.

— А зимовье?

— Подпалили!

— Зиму-то мы в нем пережили, — начиная сердиться, резче заговорил Зырян, теребя вислые сосульки редкой бороды.

Михей его не слушал, торопливо думая о своем. Летом он хотел плыть к Арине. Ясак был собран, после расплаты по кабале кое-что оставалось на безбедную жизнь при остроге. И возвращаться было нестыдно: все-таки они с Митькой первыми из служилых дошли до Колымы, хотя собранным и добытым здесь и на Оймяконе Ленский острог не удивишь.

Еще ничего не было решено, но у Стадухина захолодело в груди от предчувствия, что он может не вернуться к жене и нынешней осенью. Михей оглянулся на своих казаков и понял по их лицам: откажется от поиска серебра — проклянут. А если найдут серебро без него, Михея Стадухина, будут до скончания века смеяться и язвить, как Постник и его спутники.

— Государю послужить — дело Божье! — рассеянно пробормотал, растягивая слова. — И государь тех служб не забудет, наградит! — Поднял туманные глаза на Зыряна, который опять глядел на него с вызовом, как перед дракой:

— И куда идти?

— Как сойдет лед, ты по наказу воеводы оставь в зимовье при наших общих аманатах и казне казаков сколько нужно и пойдем вверх по Колыме.

— Дай, бабка, воды напиться, а то жрать хочется, аж переночевать негде, — принужденно рассмеялся Стадухин, не сводя разгоравшихся глаз с Зыряна.

— Порох, свинец, неводные сети — все наше… И коч твой, конечно, спалили вместе с зимовьем?

— У нас есть рухлядь. Приедут торговые — купим и возместим, — не моргнув глазом, отговорился десятник.

— Добро! — хлопнул ладонью по колену Михей. — Идем одним отрядом, а чтобы не было распрей, как прошлой осенью, атаман должен быть один. Кто?

— Это правильно! — загалдели настороженно слушавшие казаки. — Опять передеремся без единой власти.

— Я! — так же пристально глядя на Стадухина, ответил Зырян. — Семейка ясно сказал, кому воевода послал наказную память искать серебро.

— Тебе?

— Мне!

— Тогда ищи! Зачем ко мне пришел?

— За подмогой по воеводскому указу!

— Где он, тот указ?

Все слушавшие казаки и промышленные настороженно притихли. Смутился и Зырян, заерзал на лавке.

— Я же говорил — у целовальника Волынкина, — промямлил Семейка Дежнев, обсасывая рыбью голову. Отложил ее на бересту, вытер руки мхом, бороду рукавом. — Он прислал на Индигирку Гришку Киселя передать наказ по памяти. Тот на Алазею пришел и говорил слово в слово!