Первородный сон

Гномобой протянул руку к влажной куче хлама, и откуда-то из латной перчатки в районе ладони вдруг змейкой посыпался серый порошок. Он слегка припорошил им будущий костёр.

– Надо подождать немного, – произнёс он, обращаясь к Наулинку, – сейчас влага уйдёт, порошок впитает её в себя.

В этот момент к костру подошли ещё трое эльтасмириев. Они с недоверием посмотрели на представителя враждебной им тёмной расы, но всё же встали рядом, подкладывая доски в будущий костёр.

– Нет чёрной магии. Нет яда в порошке. – Гулко произнёс Гномобой на всеобщем языке. – Костёр будет пригоден для приготовления пищи и обогрева. Нет подвоха.

Наулинк продолжил попытки, но костёр так и не разгорался. Он посмотрел на архонта, который без эмоций наблюдал за происходящим. Его голубые от рождения глаза были абсолютно белыми.

– Нужно закрыть огонь от его глаз! – Закричал Наулинк. – Он подавляет его. Через его глаза смотрит сама Смерть!

Все оцепенели от ужаса. Гномобой молча протянул ему руку, помогая подняться. Так, раненый в плечо Гномобой и эльтасмирий со сломанной ногой, поддерживая друг друга, словно заправские товарищи, обогнули будущий костёр и закрыли его от взгляда архонта.

Вспыхнул огонь, быстро набравший силу, и теснину озарило пламя, отгоняя льющийся с неба дождь, тоску и Смерть.

От его ярких всполохов вдруг оживился хафлинг Идох. Он поглядел проясняющимся взором на костёр и вдруг вскрикнул на весь грот:

– Друзья! У меня же есть отличный табак! Сухо-о-ой!

Оживились трое бамусов, до этого молча лежавших на парусине, завёрнутые в тряпьё так, словно их спеленал огромный паук. Они одновременно подняли головы, и один из них спросил:

– Что же ты помалкивал раньше?

– Надеюсь, этот табак не из твоих волос. – Пробасил второй бамус, довольно резво освобождаясь от плена тряпок.

Идох недовольно посмотрел на него и ответил:

– Из них самых. Только не с головы.

Пираты дружно загоготали.

– Лорд Вельсиолл не разрешал курить! – Вдруг прогремел из-под шлема голос Гномобоя.

В теснину вернулась тишина. Все обратили вопросительные взоры на архонта. Его глаза вновь были голубыми. Он молчал и смотрел на эту разношёрстную компанию. Отъявленные головорезы, безжалостно топящие корабли и грабящие прибрежные рыбацкие поселения спрашивали у него разрешения закурить.

Гномобой и Наулинк разошлись в стороны, и пламя костра осветило бледное лицо архонта. Внезапно от его холодного взгляда костёр стал затухать, но в этот момент с моря ворвался порыв ветра, раздув пламя и обдав Вельсиолла снопом искр. Он помотал головой, чихнул и жестом подозвал к себе одного из бамусов.

Напряжение в лагере вновь возросло. Пират осторожно подошёл к архонту и нагнулся к его голове. Он внимательно выслушал шёпот Вельсиолла, поднялся с расплывающейся улыбкой на лице и воскликнул:

– Мы можем курить, пока звучит лютня!

Грот взорвался радостными голосами.

– А ведь и правда, на «Селёдке» пылилась лютня!

– Поднеси мне табака, Идох, моё колено сломано!

– Неси быстрей лютню, Дралингва, и играй до ночи!

Подходивший к архонту бамус Дралингва оказался настоящим маэстро. Он быстро сбегал куда-то и принёс музыкальный инструмент. Улыбнувшись и по-шутовски поклонившись, он ударил по струнам костяным плектром – грот наполнился музыкой и песнями.

Дождь закончился так же внезапно, как и начался.

Вернувшиеся Теольминт и Улианта не узнали лагерь. В центре полыхал костёр, шумело веселье, а ложа раненых сместились к костру, образовав амфитеатр. Позади всей этой катавасии неподвижно сидел всеми забытый Вельсиолл, но теперь его глаза не были проводниками Смерти и Забвения. Теперь в них блестели рыжие всполохи пламени костра.

Через какое-то время архонт медленно поднялся на ноги и его взгляд устремился в сторону выхода из грота. Замолкла лютня. Все вперили взоры сначала на Вельсиолла, а потом в ту сторону, куда он смотрел.

– Госпожа Локи! – Взвизгнул Идох.

Локтоиэль появилась в свете огня ровно в тот момент, когда радостный хафлинг прыгнул к ней на руки. Лицо Локтоиэль на мгновение скривилось, и Теольминт понял, что илийдинги смертельно устала. Её растрёпанные волосы закрывали часть лица и, как она ни старалась, зоркий эльтасмирий заметил царапины на её лице.

Идох что-то радостно прошептал на ухо Локтоиэль. Она вздёрнула брови и обратилась к Вельсиоллу:

– Я же говорила не давать ему кокосового молока! У него повреждён желудок!

Довольный хафлинг прижался к илийдинги сильнее, и она уловила запах, исходящий от него. Её глаза метнули молнии:

– Ты ещё и курить ему разрешил?

Архонт посмотрел на неё долгим печальным взглядом и отвернулся. Локтоиэль поставила хафлинга на землю, медленно подошла к Вельсиоллу и тихо сказала:

– Я вернулась. Навсегда. Почему ты не смотришь на меня? Скажи что-нибудь.

Но Вельсиолл молчал. По его щекам скатились две одинокие слезы.

Глава 34

– Сколько их осталось, Острый Клык? – Спросил Таран Кхатазский. Он стоял на носу «Розалии» и смотрел на загадочное светлое пятно, блуждающее по низким дождевым облакам у берега.

Ему ответил беззубый бамус: